Светлая точка поднималась по прямой линии к верхушке невидимой башни. Это работал лифт огромного отеля. Мимо здания на боковую улицу проехал легковой автомобиль. Бригада рабочих сгружала тяжелый ящик с грузовика в открытую дверь подвала. Дагни прочла на ящике: «“Нильсен Моторс”, Колорадо».

– Потом, мне не нравится резолюция, которую приняло собрание школьных учителей Нью-Мексико, – продолжил Таггерт.

– Какая резолюция?

– Они решили, что не следует позволять детям ездить по новой линии Рио-Норте компании «Таггерт Трансконтинентал» после завершения ее постройки, поскольку это небезопасно… Так и подчеркнули, новой линии «Таггерт Трансконтинентал». Это напечатали во всех газетах. Жуткая реклама для нас… Дагни, чем, по-твоему, нам нужно ответить?

– Пуском первого поезда по новой линии Рио-Норте.

Таггерт надолго погрузился в молчание. Он выглядел очень подавленным.

Дагни не могла поверить себе: он не пытался осмеять ее, он не выставлял против нее мнения своих любимых авторитетов, он словно бы просил утешения.

Мимо промелькнул легковой автомобиль. За короткое мгновение Дагни успела оценить его мощь, плавность и уверенность хода, великолепный дизайн. Ей было известно, кто производит подобные машины: «Хэммонд Кар Компани», Колорадо.

– Дагни, а мы… а мы действительно построим эту линию… вовремя?

Ей было странно слышать голос Джеймса полным столь обыкновенного чувства, простейшего животного страха.

– Если уж мы не сумеем помочь этому городу, тогда да поможет ему Господь! – ответила она.

Машина обогнула угол. Над черными крышами маячила страница календаря, освещенного белым светом прожектора. На ней значилось: 29 января.

– Дэн Конвей оказался сукиным сыном!

Слова эти вырвались у Таггерта внезапно, словно он более не мог сдерживаться.

Она с возмущением посмотрела на брата:

– С чего это ты так решил?

– Он отказался продать нам ветку «Феникс-Дуранго» в Колорадо.

– Надеюсь… – Ей пришлось остановиться и начать снова, стараясь не сорваться на крик. – Надеюсь, ты не обращался к нему с этим предложением?

– Конечно, обращался!

– Неужели ты ожидал, что он… продаст ее… тебе?

– А почему нет? – истерическая и задиристая манера вернулась к Таггерту. – Я предложил ему больше, чем мог бы предложить кто-то другой. Нам не нужно было бы тогда разбирать и перевозить ее, мы могли бы воспользоваться ею на месте. И какая бы получилась реклама – с учетом общественного мнения мы отказываемся от колеи из риарден-металла. Его ветка оправдала бы себя до последнего цента! Но этот сукин сын отказался. Он даже заявил, что не продаст «Таггерт Трансконтинентал» и фута собственных рельсов. А сейчас он распродает их по частям любому желающему, вплоть до конок в Арканзасе и Северной Дакоте, продает с ущербом для себя, и это с учетом того, что я предлагал ему, сукину сыну! Даже не хочет заработать! И видела бы ты, как слетаются к нему эти коршуны! Они-то знают, что нигде больше рельсов не найдешь!

Дагни склонила голову на грудь. Она не могла даже смотреть в сторону брата.

– По-моему, это противоречит Правилу против хищнической конкуренции, – раздраженным тоном проговорил Таггерт. – Насколько я помню, Национальный железнодорожный альянс в первую очередь намеревался защитить своих основных членов, а не мелких ершей из Северной Дакоты. Но у меня нет возможности заставить альянс провести голосование на эту тему, потому что все члены его сейчас замешаны в эту историю и вырывают рельсы друг у друга!

Дагни медленно выдавила из себя, сожалея, что на ней нет перчаток и она может испачкаться этими словами:

– Теперь мне понятно… почему тебе понадобилось… чтобы я выступала… в защиту риарден-металла.

– Вот уж не знал, что ты такая…

– Заткнись, Джим, – спокойно проговорила она.

Какое-то мгновение Таггерт молчал. А потом откинулся на спинку сиденья и недовольным тоном пробурчал: