– Вы можете объяснить мне это позже, – проговорил Джасим. – Я иду на конюшню с вами и Захрой.

Эта перспектива не обрадовала Элинор, она мельком взглянула на него и похолодела, заметив жадный блеск в его глазах. Аппетит тут же пропал, желудок съежился. Пристальный взгляд мог означать, что он находит ее привлекательной, но она не могла поверить в то, что Джасим питает к ней личную симпатию, и отругала себя за разыгравшееся воображение. Возможно, он гораздо больше, чем она думала, похож на своего брата и всего лишь пытается сгладить неприятный инцидент прошлой ночи.

Ахмед усадил Захру в детское кресло на заднем сиденье сверкающего черного «рейнджровера». Элинор села на место пассажира, глядя на то, как Джасим обходит капот машины. Она встретилась с ним глазами через лобовое стекло и тут же ощутила свое собственное тело. Грудь в бюстгальтере напряглась, мышцы лона сжались, заставив ее беспокойно заерзать. Девушка испытала настоящий шок, она понятия не имела, что влечение к мужчине может выражаться на чисто физиологическом уровне. Она словно кросс пробежала. Щеки ее залила краска стыда. Рука Джасима со смуглыми длинными пальцами нажала на ручной тормоз, и мотор заурчал.

– Вы любите лошадей? – осведомился Джасим.

– С детства с ума по ним схожу, – с печальным смехом призналась Элинор. – Я начала брать уроки верховой езды в возрасте Захры. Соседи держали конюшню, я постоянно бегала к ним и помогала там после школы.

– У вас была своя лошадь?

Элинор сразу погрустнела:

– Да, с девяти до четырнадцати лет. Потом мой отец продал ее. Он думал, что я провожу слишком много времени со Звездочкой, и это мешает моей учебе…

– Вы наверняка были очень расстроены.

– Я пребывала в отчаянии. – Элинор замолчала, не в силах выразить словами чувство невосполнимой потери, которое она тогда испытала. Отец не счел нужным сообщить ей о своих намерениях, и она даже не успела попрощаться с любимой лошадью. К тому же Звездочка была последним связующим звеном между ней и покойной матерью, ее единственным настоящим другом, память о которой помогла ей пройти через несладкие подростковые годы. – Но лошадь была еще молодой, и я уверена, что она попала к какой-нибудь другой девочке, где ее снова полюбили.

– Похоже, ваш отец – человек очень строгих правил, – заметил Джасим, стараясь выудить у Элинор побольше информации о ее жизни.

– Слишком строгих. После этого мне не дозволялось иметь никаких интересов вне школьной программы. Я с радостью покинула родной дом, – горько усмехнулась Элинор. – Какое же это все-таки счастье – жить свободно и не выслушивать ежедневно критические замечания и нравоучения из-за плохо сданных экзаменов. Теперь-то я понимаю, что была далеко не глупой, а самой обычной ученицей, но отец постоянно внушал мне обратное, причем в самом нежном возрасте, и я до сих пор до конца не избавилась от комплекса неполноценности.

Джасим усмехнулся про себя – девушка снова подтвердила его подозрения по поводу ее истинной натуры. Он припомнил страстный призыв ее широко распахнутых выразительных глаз и напрягшиеся соски под тонкой футболкой. Девушка была явно очень чувственной, а ее неспособность скрыть свою реакцию он находил очень, очень сексуальной.

– Я проведу для вас экскурсию по конному заводу, – предложил Джасим.