Мик Джаггер - Филип Норман (2012)

Когда Мик сошел со сцены, свято уверенный, что прохлопал свой великий шанс, Корнер его уже поджидал. К изумлению Мика, хозяин клуба предложил ему выступить снова на будущей неделе, на сей раз с полным составом Blues Incorporated — Корнер, Сирил Дэвис и Дик Хекстолл-Смит. Blues Incorporated оставалась в основном инструментальной группой, и Мик пел с ними недолго, на разогреве, вроде эстрадных певцов с мегафонами в оркестрах 1920-х. «Пробиться на сцену к Алексису — это надо было постараться, — вспоминал он. — Для всех, кто считал себя блюзовым вокалистом, только они и были, не существовало других групп. Я вечно не попадал в ноты, с этим у меня была беда, и часто напивался, потому что ужасно нервничал». Как вспоминал Корнер, Мик редко пел больше трех песен подряд. «Выучил-то он больше, но взаправду уверен был в трех — в том числе „Poor Boy“ Билли Боя Арнольда — плюс обычно пел что-нибудь Чака и что-нибудь Мадди Уотерса».

Незадолго до откровения в Илинге Мик смирился с тем, что настоящий блюзмен не может просто торчать на сцене — лучше бы ему на чем-нибудь играть. Подозревая, что с гитарой или фортепиано он уже опоздал, Мик решил играть на губной гармонике — на «гармошке», как говорят музыканты, — и мучительно обучался по записям американских виртуозов Джимми Рида, Литтл Уолтера и Сонни Боя Уильямсона.

По счастливой случайности Blues Incorporated располагала лучшим британским блюзовым гармонистом; Сирил (он же Сирый) Дэвис таскал с собой коллекцию гармошек в мешке, как слесарные инструменты. Когда группа играла без Джаггера, тот неотступно торчал перед сценой, точно собственный поклонник из будущего, и глядел, как крупный неуклюжий человек выманивает из крошечной серебристой гармошки нежнейшие мелодии и обжигающие ритмы. Увы, вспыльчивый и неуверенный в себе Сирый, яростно ненавидевший рок-н-ролл, вовсе не разделял стремления Корнера помогать молодым музыкантам. «Он был очень раздражителен, практически груб, — вспоминал его несостоявшийся ученик. — По сути дела, велел мне валить подобру-поздорову. Я его спрашиваю: „Как ты ноты гнешь?“ А он мне: „Берешь плоскогубцы…“»

Гостеприимство Алексиса Корнера не ограничивалось сценой «Илингского клуба». Двери лондонской квартиры на Москоу-роуд в Бейсуотере, где он жил с женой Бобби, всегда были открыты для молодых протеже и заезжих блюзовых маэстро из Америки. Мик и другие Blue Boys приходили туда после закрытия клуба и сидели в кухне — где однажды на полу спал Биг Билл Брунзи, — пили растворимый кофе и болтали, пока над куполами универмага «Уайтли» поблизости не занималась заря. Корнерам Мик виделся тихим и воспитанным, хотя теперь на него немало влияли радикальные настроения, царившие в ЛШЭ. Как-то раз он назвал блюз «нашей рабочей музыкой» и удивился, что ею увлечен выпускник привилегированной школы Корнер. Кит всегда ужасно смущался, на глаза не лез, ни по-человечески, ни как музыкант, и просто радовался, что тусуется с Миком.

Во второй вечер работы клуба состоялся дебют еще одной находки Корнера. Невысокий двадцатилетний крепыш, по последней моде облаченный в серый пиджак в елочку, рубашку с новомодным псевдовикторианским круглым воротничком и боты с эластичными вставками. Шевелюра у него была почти такая же дикая, как у Мика, только шелковистее и чище, а улыбка сияла невинностью хориста. Звали его Брайан Джонс.