Мамаши тяжело дышат, помощь им предлагают нечасто. Один старательный отец поясняет: мол, он даже излагал проблему служащим станции, но ему заявили, что строительство пандуса для колясок (а заодно и для инвалидов), при помощи которого можно было бы преодолеть последний участок лестницы, должен взять на себя округ. А пока что и стар и мал – все ковыляют по ней еле-еле. В остальном вагоны фуникулера стали значительно удобнее, чем прежде: низкие, широкие, просторные. Студенты вместе со своими сумками пристраиваются на ступеньках между сиденьями. Единственная проблема – подвижные ручки, за которые можно держаться пассажирам: они расположены высоко, слишком высоко для среднестатистического южанина.

Как трудно в этом городе! Даже для перемещения по воздушным путям приходится прилагать усилия.

Откровенно говоря, фуникулер Мерджеллины, которым пользуются главным образом домработницы, садящиеся в Позиллипо, – еще менее удобный: очень крутые ступеньки, наклонные сиденья. Зато оттуда местами видно море. На линии Кьяйя спустя годы работ наконец-то завершен ремонт: теперь там блестящий гранитный пол. Кьяйя открылась – и одновременно закрылся Монтесанто.

Мы поднимаемся и опускаемся, как говорил в детстве тот синьор у меня за спиной, в Неаполе – всегда поочередно, по одному или по другому склону холма, выгнутого, как говорится, ослиной спиной.

В вагоне фуникулера почти всегда что-то продают и просят милостыню. У продавца богатый набор “товаров первой необходимости”: цветные губки для сковородок, замшевые тряпочки для моющихся поверхностей, ножницы и ножнички, в том числе маникюрные, пакетики для заморозки, отвертки со сменными насадками, шариковые ручки, платочки, моющие средства, перьевые щетки для автомобилей. Стили их воззваний к пассажирам различны: от бурного натиска, унаследованного от почти исчезнувших ныне торговцев, ходивших от дома к дому и предлагавших картошку и рыбу (“’e ppatane, ‘e ppatane!” [72] ), до монотонного и ортодоксального: “Не хочу беспокоить вас я славный парень лучше торговать чем красть у меня двое сыновей помогите не уронить достоинство я вас не побеспокою предлагаю мелочи которые пригодятся вам в домашнем хозяйстве высокого качества”. Ни запятых, ни точек, ни пауз. Вежливый неудержимый поток.

Синьоры расстегивают кошельки, а потом выходят на улице Толедо, и желтые и красные губки торчат у них из портфелей. Остальные сидят опустив голову, чтобы не встречаться глазами с торговцами.

С милостыней дело обстоит легче: попрошайка садится у входа на станцию фуникулера и терпеливо ждет. Образок, лампадка, табличка. Центральный фуникулер на входе встречает пассажиров магазинчиками, где продают сувениры, карты, светильники и всякие штучки, а на выходе провожает элегантными барами, внутри, на станциях, – стиль либерти, с тусклыми светящимися “шарами”, деревянными сиденьями с металлическими завитушками. У линии Монтесанто совсем другие выходы, шумные и полные народу, по вечерам там очень темно; на Мерджеллине тоже пустынно и мрачно, если не принимать в расчет пиццу и море.

На Центральном фуникулере ездят представители различных человеческих племен с улицы Толедо. В семь вечера все они покидают станции: высокие североафриканцы с переносными прилавками, которые складываются подобно огромным деревянным чемоданам, банковские служащие и офисные работники со своими кожаными портфелями, в ослабленных галстуках. В Квартьери-Спаньоли выходят самые молодые – те, что сидят за столиками в ожидании, с развернутой газетой, воркующие парочки и праздные молодые люди, читающие результаты футбольных матчей.

Иногда по вечерам в вагонах поднимающегося наверх состава встречаются и заводят беседу старики. По одежде видно, что они тоже прежде работали в банке, быть может, они просто не могут отказаться от этого маршрута.

– Как дела у вашего сына?