За окном - Джулиан Барнс (2013)

Стремление Дэвис к близости и верности французскому тексту лучше всего проявляется там, где в оригинале использованы простые повествовательные предложения. Обратимся к великолепному примеру самоанализа преступившей мораль героини: «Emma retrouvait dans l’adultиre toutes les platitudes du mariage» [Та самая пошлость, которая преследовала Эмму в брачном сожительстве, просочилась и в запретную любовь[29] ]. Перевод Дэвис — «Emma was rediscovering in adultery all the platitudes of marriage» — в точности воспроизводит структуру флоберовского текста и повторяет его эффект. Если не сравнивать перевод Дэвис с остальными переводами, то может показаться, что это предложение по-другому и нельзя было перевести. И Стигмюллер, и Хопкинс перетасовывают члены предложения и тем самым делают его короче; и даже Уолл, чей перевод больше всех похож на перевод Дэвис, опускает значимое усилительное слово all. С другой стороны, через одну-две страницы мы вновь встречаем не менее значимое предложение: «Tout et elle-mкme lui йtaient insupportables» [Она испытывала отвращение ко всему, даже к себе самой. — Пер. Н. Любимова]. Предложение необычное. Обычное, вероятно, выглядело бы так: «Tout lui йtait insupportable; elle-mкme comprise»’ или «y compris elle-mкme». Флобер намеренно дает связку «Tout et elle-mкme»; ошибкой было бы ее расцепить, как поступает Дэвис: «Everything seemed unbearable to her, even herself» (повтор элемента her делает перевод неуклюжим). У Уолла в этом месте просто коряво: «It was quite unbearable, beginning with herself». Хопкинс, должно быть, слишком сильно развертывает структуру: «She hated everything and everyone, including herself». А вот перевод Стигмюллера здесь явно выигрывает: «She loathed everything, including herself». Но даже этот вариант в полной мере не передает эффект, производимый простой французской связкой et, а именно ощущение героини, что она отделена от окружающего мира, которое впоследствии выльется в поступок, в действительности отделивший Эмму от остального мира.

Таким образом, выдвинутое Дэвис деление предшествующих ей переводчиков на привносящих душу и придающих неуклюжесть в реальности не выдерживает критики, равно как и ее заявление о намерении подарить читателю лучшее из этих двух миров. Рассмотрим еще два примера:

1. После того как Родольф соблазняет Эмму, следует абзац, описывающий ее блаженное, близкое к пантеистическому восприятие окружающего мира, с которым она какое-то время пребывает в гармонии. Но в последнем предложении абзаца Флобер резко нарушает это настроение: «Rodolphe, le cigare aux dents, raccommodait avec son canif une des deux brides cassйe» [Родольф с сигарой во рту, орудуя перочинным ножом, чинил оборванный повод. — Пер. Н. Любимова]. Этот великий антиромантичный момент показывает переключение Родольфа на другое физическое удовольствие (вспомните, как Гуров из чеховской «Дамы с собачкой» наслаждается арбузом) и мужские практические вещи. Неудивительно, что все рассматриваемые переводы начинаются со слов: «Rodolphe, a cigar between his teeth…» А дальше Уолл завершает предложение так: «was mending one of the two broken reins with his little knife».

Стигмюллер:

was mending a broken bridle with his penknife.

Хопкинс:

was busy with his knife, mending a break in one of the bridles.

Дэвис:

was mending with his penknife one of the bridles, which had broken.