В заключение своего критического разбора Орн призывает для прояснения подлинной природы человека ставить «эксперименты, участники которых не знают, что вовлечены в научное исследование». Однако я прошу его обратить внимание на исследование, испытуемыми в котором без своего ведома были медсестры, дежурившие в больничных палатах (Hofling et al., 1966). Медсестры получали по телефону распоряжение внепланово дать больному лекарство. Медсестры не могли узнать звонившего по голосу, однако он представлялся известным врачом; лекарства не было в листе назначений, поэтому медсестра не имела права его давать, к тому же предписанная доза в два раза превышала максимальную, указанную в инструкции к препарату, а процедура введения лекарства, согласно телефонному распоряжению, нарушала больничные правила. Однако из 22 медсестер, подвергшихся этой проверке, 21 дала больному лекарство, как было приказано. Когда контрольной группе медсестер дали вопросник, они указали, что не дали бы лекарство в таких обстоятельствах. Если сравнить результаты, полученные Хофлингом в естественной среде и в ходе моих экспериментов в лаборатории, обнаружатся поразительные параллели, что подтверждает валидность моих лабораторных данных.

Экологическая валидизация данных – это, в частности, установление диапазона условий, в которых наблюдается то или иное явление. Если Орн говорит, что необходимо проделать дальнейшие эксперименты, поскольку нынешние не дали ответов на вопрос, я с ним полностью согласен. Однако в конечном итоге Орн, похоже, просто отрицает научный метод. Он предает собственные высокие методологические стандарты, когда в стремлении доказать свою правоту искажает факты – неверно описывает саму организацию моего эксперимента или настаивает на своем вопреки очевидному. Возникает вопрос, полезна ли его теория, может ли она стать основой для научного анализа – или это лишь искусственная конструкция, не имеющая отношения к реальности, главные темы которой – заговор, недоверие, постороннее влияние и скрытые мотивы? Несомненно, вполне законно поинтересоваться, верили ли испытуемые, что жертву ударяют током и она страдает, однако ответ следует искать в данных, а не в непогрешимости представлений Орна.

Доводы Орна, построенные в основном на анекдотах, шатки и удовлетворяют разве что невзыскательные умы. Похоже, их цель – отрицать реальность явления, будь то гипноз (Orne, 1959, 1965), сенсорная депривация (Orne, 1964), психологический эксперимент (Orne, 1962b) или подчинение (Orne, 1968). Доводы Орна начинаются с предположения, что все испытуемые склонны к активной подозрительности и недоверию, если только доверие не становится составляющей, которая подрывает самую суть эксперимента, – тогда они вполне доверчивы (Orne, 1968, p. 291). Затем на сцену выходят требуемые характеристики: на самом деле экспериментатор изучает совсем не то, что хочет изучить, поскольку испытуемый исключил всякую возможность объективных исследований и сообщает экспериментатору только то, что тот хочет услышать. Доказательств подобной точки зрения не существует, более того, не так давно Сигал, Аронсон и ван Хус (Sigall, Aronson, and Van Hoose, 1970) представили данные в ее опровержение.

Так или иначе, Орн понимает, что довод о «содействии испытуемого» не подрывает значимости нашего эксперимента, поскольку экспериментатор в явном виде рассказывает испытуемому, чего он «хочет», и цель эксперимента как раз и состоит в изучении того, в какой мере испытуемый готов это предоставить экспериментатору. Поэтому Орн в очередной раз подтасовывает аргументы и утверждает, что внешнее поведение – не то, чем кажется, и под его завесой таятся скрытые смыслы. Можно отметить, что Орн ищет скрытые смыслы в ущерб явному значению поведения и, по правде говоря, старается списать со счетов самое очевидное.