Более консервативные американские лингвисты не отрицают существования зрительных образов, идей или концепций, не требующих фоновых речевых знаков. Они говорят, что в лингвистике такие «бесплотные слова» абсолютно ничего не значат и что для лингвиста «les idées ne viennent qu’en parlant» («идеи приходят во время разговора»), если процитировать весьма популярную у нас французскую пословицу. Возможно, это верно для «лингвистической науки, которая занимается исключительно словами – единственным, что существует для нее реально». Их заблуждение, однако, состоит в том, что они считают само собой разумеющейся полную тождественность устной и письменной речи и полагают, что, будучи лингвистами, могут оперировать только речевыми символами, поэтому исследующий письменность историк может плодотворно использовать только речевые символы и должен выбросить зрительные образы и бессловесные идеи в мусорную корзину. Но письменность в самом широком смысле нельзя всецело отождествить с речью, и исследователь письменности не обязан быть лингвистом. Символика зрительных образов на самых ранних стадиях письма, как и символика жестовых знаков, может выражать смысл, не обязательно облачаясь в лингвистические одежды, и может быть успешно исследована нелингвистом. Лишь когда письменность развивается в полностью фонетическую систему, воспроизводящую элементы речи, можно говорить о практической тождественности письменности с речью и эпиграфике или палеографии как разделах лингвистики.

Здесь необходимо четко провести это огромное различие между семасиографической стадией письменности (выражением смыслов и понятий, слабо связанным с речью) и фонографической стадией (выражением речи), поскольку вопрос определения письменности постоянно окружен спорами. Ученые, занимающиеся общей лингвистикой, которые определяют письменность как способ записи речи при помощи видимых знаков, а письменный язык считают точным эквивалентом устного, пренебрежительно относятся к историческому развитию письменности и упускают из вида, что такое определение нельзя применить к ее ранним стадиям, на которых письменность лишь слабо выражала устную речь. При этом филологи, полагающие, что письменность даже после введения фонетизации использовалась для записи и передачи и идей, и звуков, не в состоянии понять, что, как только человек обнаружил способ точного выражения речевых форм письменными знаками, письменность утратила свой независимый характер и стала в значительной мере письменной заменой своего устного аналога.

Определение письменности

Если попросить обычного человека дать определение письма, он, весьма вероятно, даст примерно такой ответ: «Ой, да это же проще простого. Любой ребенок знает, что письмо – один из трех навыков, которым учат в начальной школе, и что выражением «азбучная истина» мы называем простейшие познания по любому предмету». Однако вопрос не так прост.

Письменность зародилась в те времена, когда человек учился передавать свои мысли и чувства с помощью видимых знаков, понятных не только ему самому, но и всем остальным людям, более или менее знакомым с конкретной системой знаков. Сначала рисунки служили для визуального выражения идей в такой форме, которая очень мало зависела от речи, выражавшей его мысли в акустической форме. На ранних этапах письменности связь между ней и речью была весьма слабой, ввиду того что письменное сообщение не соответствовало в точности речевой форме. Конкретное сообщение имело лишь один смысл и могло быть истолковано читателем лишь одним способом, но «прочесть», то есть облечь в слова, его можно было по-разному и даже на многих разных языках.