Пасха Красная - Павлова Нина Александровна (2002)

Утром мои разбухшие ноги вставили в чужую огромную обувь и кое-как под руки привели к могилкам новомучеников. С помощью сестер я положила земной поклон и стала молиться: „Господи, молитвами новомучеников иеромонаха Василия, инока Ферапонта, инока Трофима исцели меня!“ Три дня меня готовили к смерти, причащая ежедневно. И три дня через силу, с помощью людей я добиралась до могилок новомучеников и молилась им об исцелении.

Через три дня выздоровела не только я, но и трое моих отцов-наставников. А я в благодарность за исцеление написала акафист Оптинским новомученикам».

Геолог Людмила Васильевна Толстикова, ныне инокиня Георгия, пишет:

«Дивен Бог во святых своих! Для меня трое Оптинских новомучеников — святые. И хочу рассказать о двух случаях милости Божией, явленной мне, грешной, через иеромонаха Василия.

Был у меня в юности тяжкий грех, со стыдом вспоминаю его и теперь. Но будучи новоначальной, я фактически скрыла этот грех на исповеди, назвав его незначительным, уклончивым словом, а это был смертный грех. Шли годы. Я уже пела на клиросе, когда по тяжести в душе догадалась, как давит на меня этот давний неисповеданный грех. Но на исповеди я от стыда не могла ничего выговорить или вдруг „забывала“ его.

И вот наступила Крещенская ночь 1993 года. Я написала письменную исповедь, решив во что бы то ни стало покаяться сегодня же. А на всенощной узнаю, что мой батюшка сегодня исповедовать не будет. Гляжу, а к другим батюшкам такие толпы причастников, что уже ясно — на исповедь мне не попасть.

Храм был переполнен. Народ теснил меня сзади прямо к аналою о. Василия. Но я была в таком удрученном состоянии, что, повесив голову, двигалась в толпе, не замечая вокруг ничего. И вдруг о. Василий обернулся в мою сторону и, „выдернув“ кивком из толпы, вне очереди взял на исповедь. А я слова не могу вымолвить и лишь молча протягиваю батюшке запись исповеди. Записка была свернута вдвое, и что в ней написано, о. Василий не знал. Смотрит он на записку в моей руке и говорит изумленно: „И это мне?“ — „Вам, батюшка“. А он снова восклицает: „И это мне?“ — „Вам. Прочтите“. А он нараспев: „И это мне-е?“ Я тогда не знала, что батюшка прозорлив, но точно знала — ему открыто мое состояние: он знает, что в записке, даже не читая ее. А я лишь опускаюсь на колени и плачу так сильно, что слезы заливают лицо. И я не понимаю одного — как я теперь взгляну в глаза батюшке, если ему открыта вся моя скверна? И вдруг слышу, как о. Василий БЛАГОДАРИТ меня за исповедь. Поднимаю глаза и вижу сияющее радостью лицо батюшки.

Расскажу о другом случае. Когда по благословению старца я переехала из большого города в Козелъск, родные сперва корили меня. Но все было промыслителъно. В Козелъск я приехала уже больная, с опухолью. Лечиться не люблю, то тут, по настоянию родных, прошла обследование в Москве на УЗИ, и врач, установив размеры опухоли, назначил мне курс лечения. Год я добросовестно лечилась, но повторное обследование показало — толку от лечения нет. И я бросила лечиться, возложив все упование на Господа.

Теперь я понимаю, что это дерзость и в моей надежде на чудо была тонкая струнка тщеславия. Но тогда я много ездила по монастырям и купалась в святых источниках. Духовная польза была огромной, но моя опухоль как была, так и осталась со мною, давая о себе знать весьма чувствительной болью.

В Страстную Пятницу 93-го года я вернулась из паломничества на свое послушание в Оптиной, а на Пасху было убийство. Помню, я долго шла лесом по следам убийцы, стремясь настигнуть его. Страха за свою жизнь уже не было. Так потрясало это чудовищное злодеяние!