Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

— Нашли нечто, приведшее к прорыву. Много лет назад они изучали хакерское дело именно с ником Оса. Это было настолько давно, что Оса тогда еще не особенно хорошо умела шифровать.

— Что же тогда произошло?

— Радиотехнический центр насторожило то, что она пыталась раздобыть сведения о лицах, сбежавших из спецслужб других стран, и этого хватило для того, чтобы запустить в ход охранные системы центра. Они предприняли расследование, которое привело к компьютеру в детской психиатрической клинике в Упсале, принадлежавшему главному врачу по фамилии Телеборьян. По какой-то причине — вероятно, поскольку Телеборьян оказывал шведской службе безопасности некоторые услуги, — его считали выше всяких подозрений. Вместо этого центр сосредоточился на двух санитарах, считавшихся подозрительными, потому что они были… ну, попросту иммигрантами. Мысль непостижимо кретинская и стереотипная, и они ничего не добились.

— Могу себе представить.

— Но сейчас, много позже, я попросил одного парня из Радиотехнического центра переслать мне тот старый материал, и мы подошли к нему совершенно по-другому. Знаешь, для того, чтобы быть хорошим хакером, необязательно быть большим и толстым и бриться по утрам. Я встречал бесподобных мастеров в возрасте двенадцати-тринадцати лет, и поэтому мне представлялось само собой разумеющимся проверить каждого ребенка, лежавшего в то время в клинике. В материале имелся полный список, и я засадил троих своих парней изучать их всех от и до. И знаешь, что мы обнаружили? Среди детей оказалась дочь бывшего шпиона и большого мерзавца Залаченко, которым в то время так интенсивно интересовались наши коллеги из ЦРУ, и тут все внезапно стало чрезвычайно интересным. Как тебе, возможно, известно, существуют точки соприкосновения между группировкой, которую исследовал хакер, и бывшим преступным синдикатом Залаченко.

— Это не обязательно означает, что Оса хакнула вас именно поэтому.

— Конечно, нет. Но мы присмотрелись к этой девочке поближе, и… как бы сказать… У нее волнующее прошлое, не так ли? Правда, очень много информации о ней в официальных источниках таинственным образом оказалось стертой. Однако мы нашли более чем достаточно. Не знаю, возможно, я ошибаюсь, но у меня ощущение, что перед нами какой-то чудовищный случай, глобальная травма. У нас имеется маленькая квартирка в Стокгольме и мать-одиночка, которая работает кассиршей в универсаме и борется за то, чтобы обеспечить себе и дочерям-близнецам хоть сколько-нибудь приличное существование. Казалось бы, мы находимся вдали от большого мира. Но тем не менее…

— …большой мир там присутствует.

— Да, тем не менее, когда их навещает отец, туда врывается ветер большой политики… Микаэль, ты же ни черта обо мне не знаешь.

— Да.

— Но мне хорошо известно, каково приходится ребенку, когда в непосредственной близости от него творится грубое насилие.

— Значит, тебе это знакомо?

— Да, и еще лучше я знаю, каково ощущается, когда общество ни хрена не делает, чтобы наказать виновных. Это причиняет боль, парень, жуткую боль, и меня ничуть не удивляет, что большинство детей, оказавшихся свидетелями такого, погибает. Вырастая, они сами становятся деструктивными сволочами.

— К сожалению, да.

— Но единицы, Микаэль, становятся сильными, как медведи, поднимаются и дают сдачи. Оса ведь из таких, правда?

Блумквист задумчиво кивнул и еще сильнее надавил на газ.

— Ее заперли в психушку и раз за разом пытались сломить. Но она все время восставала, и знаешь, что я думаю? — продолжал Эд.

— Нет.

— Что она с каждым разом становилась сильнее. Она боролась с этим кошмаром и росла. Честно говоря, я думаю, она стала смертельно опасной и наверняка не забыла ничего из происшедшего. Оно врезалось в нее, впечаталось. Возможно даже, что пережитое в детстве безумие как раз и положило начало всему дальнейшему.

— Не исключено.