Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

Уве Левин сидел в своем кабинете с видом на Шлюз и залив Риддарфьерден, и, по сути дела, ничем не занимался, кроме поисков в «Гугле» информации о самом себе, которая могла бы его порадовать. Однако вместо этого прочел — в блоге, написанном какой-то девицей из Высшей школы журналистики, — что он толстый слизняк, продавший свои идеалы, и пришел в такую ярость, что даже не смог занести ее имя в черную книгу лиц, которым никогда не видать работы в медиахолдинге «Сернер».

Левин был не в силах грузить мозг идиотами, которые ни черта не понимают в том, что требуется, и обречены всю жизнь, в лучшем случае, писать плохо оплачиваемые статейки «за культуру» в сомнительных журналах. Не зацикливаясь на деструктивных размышлениях, Уве зашел в свой интернет-банк и проверил портфель, что ему немного помогло — по крайней мере, поначалу. День на рынке выдался удачный. Накануне индексы «Насдак» и Доу-Джонса поднялись, и Стокгольмский индекс стоял на уровне +1,1 %. Доллар, на который он делал главную ставку, вырос, и его портфель, после последнего обновления секунду назад, оценивался в 12 161 389 крон.

Недурно для парня, который когда-то писал о пожарах и поножовщине в утреннем издании газеты «Экспрессен». Двенадцать миллионов плюс квартира в привилегированном районе Стокгольма и дом в Каннах! Пусть они там пишут в своих блогах что угодно. Зато у него надежное экономическое положение… Он проверил сумму еще раз. 12 149 101. Черт, неужели пошло вниз? 12 131 737. Он скорчил гримасу. У биржи вроде бы нет никаких причин для падения? Ведь цифры занятости были хорошими. Левин воспринял спад почти как личную обиду и против собственной воли начал снова думать о «Миллениуме», каким бы незначительным это дело ни казалось в данном контексте. Тем не менее он опять разволновался, и, как ни пытался вытеснить эти мысли, ему еще раз вспомнилось, как накануне вечером с выражением открытой враждебностью застыло красивое лицо Эрики Бергер, а утром стало и того хуже.

Его чуть не хватил удар. Микаэль Блумквист появился на всех сайтах, что было крайне неприятно. Не только потому, что Уве еще накануне с такой радостью отмечал, что младшее поколение едва знает, кто такой Блумквист. К тому же он ненавидел логику СМИ, превращавших в звезд всех — журналистов, артистов и черт знает кого — только потому, что те попадали в передряги. Им бы следовало написать: вышедший в тираж Блумквист, которому даже не позволят остаться в собственном журнале, если только решать будут Уве и «Сернер Медиа». Но главное: не кто-нибудь, а Франс Бальдер…

Почему именно его убили на глазах у Микаэля Блумквиста? Так типично, так безнадежно… Хотя все эти тупые журналисты явно еще не врубились в ситуацию, Уве знал, что Франс Бальдер — крупная фигура. Не так давно принадлежавшая «Сернер» газета «Дагенс аффэрслив» в специальном приложении, посвященном шведской науке, даже снабдила его ценником: четыре миллиарда… как они только это вычислили? Но Бальдер, несомненно, являлся звездой, и главное, он вел себя, как Гарбо[281] — не давал никаких интервью, что, конечно, добавляло ему яркости.

Сколько вопросов задавали ему одни только журналисты «Сернер»… От стольких же он отказывался, или даже не отказывался, а просто не удостаивал ответом. Многие коллеги — Уве это знал — считали, что мужик скрывает потрясающий материал, и поэтому Левину был ненавистен факт, что Бальдер, по сведениям газет, захотел посреди ночи поговорить с Блумквистом. Неужели дело может обстоять так плохо, что Микаэль, посреди всех разборок, заполучил сенсацию? Это было бы слишком ужасно. Уве снова, почти с маниакальной навязчивостью, зашел на сайт газеты «Афтонбладет», и ему сразу попался на глаза заголовок:

ЧТО ХОТЕЛ ЗНАМЕНИТЫЙ ШВЕДСКИЙ УЧЕНЫЙ СКАЗАТЬ МИКАЭЛЮ БЛУМКВИСТУ?

Таинственный разговор прямо перед убийством