Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– Война уже и так идет, или вы газет не читаете?

– Иногда я вас просто ненавижу, до чего вы высокомерны!

– Я ненавижу вас по той же причине. Иногда. – Он хотел было похлопать ее по руке, но сдержался, испугавшись, что она его неправильно поймет. – Я и минуты не стал бы с вами спорить, – продолжил он, немного успокоившись, – если бы не верил, что где-то внутри вас скрывается разумная, достойная женщина, которая очень хочет выйти на свет. Думаю, причина, по которой вы иногда терпеть меня не можете, проста: я – зеркало. Я заставляю вас взглянуть на себя, понять, во что вы действительно верите и кем вам придется стать, если вы просто поглумитесь над теми, кто погиб в этой войне.

Бретт ответила не сразу.

– Пожалуй, вы правы, – наконец тихо проговорила она. – Никто не хочет, чтобы ему показывали его заблуждения, – это тяжелый и опасный путь.

– Но единственный. Другой ведет во тьму. Вы этого хотите?

– Нет… нет! Но…

Бретт неловко замолчала, не сумев найти аргументы. Ну почему, почему он постоянно взывает к ее совести? Да и не только он – его подопечные тоже. Желтые, коричневые, иссиня-черные, они занимаются этим каждый день, вынуждая ее подвергать сомнению твердые принципы ее отца относительно правильности самой рабовладельческой системы; задавать себе те вопросы, которые Купер осмеливался бросать в лицо Тиллету Мэйну. Только Браун не знал, что горечь и боль от крушения прежних убеждений уже терзали ее, и она злилась на него за то, что он своими разговорами лишь подстегивал их еще больше.

Словно почувствовав ее настроение, Браун мягко сказал:

– Нам лучше прекратить этот разговор, пока мы всерьез не поссорились.

– Да.

– Вы же знаете, я хочу остаться вашим другом. И не только потому, что вы хорошая женщина, но и потому, что нам осталось покрасить еще две стены в нашей школе. Вы отлично управляетесь с кистью. Уверены, что в вашем роду не было рабов?

– Вы просто несносны, – невольно рассмеялась Бретт.

– И рано или поздно добьюсь того, что вы измените свои взгляды. Ваш расчудесный муж вас просто не узнает, когда вернется домой, после того как они распустят армию и отправят по домам всех этих несчастных белых страдальцев, которым пришлось – о ужас! – служить бок о бок с ниггерами. Вот что я вам скажу… – уже без улыбки добавил он, щурясь на солнце. – Этой стране лучше научиться жить рядом с ниггерами, потому что я не хочу повторить судьбу Дреда Скотта. Ни за что. И большинство моего народа чувствует то же самое. Наши цепи вот-вот падут – и реальные, и невидимые. Клянусь Богом – или цепи порвутся, или страна запылает в огне!

– Может случиться и то и другое, Сципион, – тихо откликнулась Бретт.

– Да, может… – так же тихо сказал он. – Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.

Она вдруг вздрогнула, внезапно и со всей отчетливостью осознав, что Браун прав насчет свободы. Она поняла, что с этой минуты никогда уже не будет прежней, чувствуя пока еще слабую, но все же уверенность, а еще грусть и сентиментальное желание вернуться в старые времена и страх перед будущим. У нее было такое чувство, словно она предает кого-то или что-то, но не может – или не хочет – это изменить. Сегодняшний спор стал мильным столбом на дороге, о которой они говорили. И пути назад на ней не было.

– Но! – дернув поводьями, крикнул Браун лошадям, и коляска покатила быстрее.

– Значит, вы уверены, – сказал рыжебородый мужчина с пистолетом в кобуре под сюртуком, – что сможете помочь нашему особому бюро выполнять задачи, которые я перечислил?

– Безусловно, полковник Бейкер.

– Я тоже, мистер Дейтон. Я тоже.