– Что поделать, не из того теста я сделан.

– Не стоит так легко сдаваться, – не отставал Хуан Куй. – Попробуй сделать это с закрытыми глазами.

Ван Чанчи закрыл глаза. Хуан Куй велел:

– Я уже убрал руку, руби наотмашь.

Ван Чанчи открыл глаза.

– Но ведь твоя рука еще здесь. Я чуть не рубанул.

– Нечего следить за моей рукой. Закрывай глаза.

Ван Чанчи снова закрыл глаза. Хуан Куй убрал руку и сказал:

– Руби.

– Прямо по-настоящему?

– Хватит трепаться!

Ван Чанчи стиснул зубы и решительно опустил нож, который тут же вонзился в столешницу. Хуан Куй сказал:

– Твоя задача – рубить, а я буду отвечать за то, чтобы вовремя убрать руку.

– То есть, мы просто его припугнем?

– Нет, иногда приходится пускать кровь по-настоящему, в противном случае нам перестанут возвращать долги.

Ван Чанчи понимающе кивнул.

– Хуан Куй! – неожиданно донесся до них чей-то знакомый голос.

Ван Чанчи посмотрел в сторону двери и резко напялил черные очки. Хуан Куй шикнул на него, чтобы тот молчал. Через порог переступила Лю Шуанцзюй. Словно муравей во время переезда, она тащила на спине баул, стул и еще толкала перед собой коляску с Ван Хуаем. Хуан Куй пошел навстречу и принял у нее вещи. Лю Шуанцзюй и Ван Хуай перевели дух, осмотрелись по сторонам, на какой-то момент задержали свои взгляды на Ван Чанчи, после чего уставились на Хуан Куя.

– Мы искали Чанчи и в Первой уездной школе, и во Второй, но нашли только этот стул. Ты не знаешь, куда он подевался? – спросил Ван Хуай.

– Он уехал на подработку.

– А почему нам не сказал?

– Просто еще ничего не заработал, вот и не хотел беспокоить.

– И куда он поехал?

– В центральный город провинции.

– У тебя есть его адрес?

– Нет.

Ван Хуай тяжело вздохнул, он был бледен как смерть, его грудь ходила ходуном. Лю Шуанцзюй погладила его по груди и дала попить. Он поперхнулся и зашелся в кашле. Лю Шуанцзюй стала бить его по спине. К этому моменту Ван Чанчи уже еле держался на ногах, в его носу нестерпимо щипало. Но он крепился изо всех сил, проверяя свое сердце на прочность. Ван Хуай по-деревенски грубо выругался и сказал:

– Я его просил хорошенько учиться, а он не послушал – ну куда это годится!

– Вот Ли Цзячэн[5], например, не кончал университетов и при этом как-то разбогател, – ответил на это Хуан Куй.

– То – Ли, а то – Ван, как можно сравнивать совершенно разных людей? – отреагировал Ван Хуай.

Лю Шуанцзюй открыла сумку и выложила на стол яйцо и батат.

– Яйцо от нашей собственной курицы, батат тоже с нашего огорода. Все это мы привезли для Чанчи, не думали, что он сбежал, – сказала Лю Шуанцзюй.

Хуан Куй почистил яйцо и откусил. В комнате сразу запахло чем-то по-особенному домашним, в нос ударил аромат деревни. Ван Чанчи сглотнул слюну, пересиливая себя. Ван Хуай тоже сглотнул слюну и сказал:

– Самим есть было жалко, для него вот припасли.

– Вы с Чанчи были в классе лучшими друзьями, – сказала Лю Шуанцзюй. – Увидев тебя, мы словно увидели его, так что если этот гостинец съешь ты, нам все равно будет приятно.

Хуан Куй с аппетитом уплетал гостинец, так что с его губ летели крошки. К глазам Ван Чанчи подступили слезы.

– Если он выйдет с тобой на связь, ты уж, пожалуйста, уговори его вернуться к учебе, умоляю тебя, – попросила Лю Шуанцзюй.

Хуан Куй кивнул, а Лю Шуанцзюй продолжала:

– На мне и свинья с курами, и готовка, и работа по хозяйству, и ремонт дома, но я никогда не жаловалась, что мне тяжко. Как представлю, что он в будущем выбьется в люди, так любые трудности готова вынести.

По щекам Ван Чанчи, щекоча, поползли слезы; почувствовав, что они вот-вот повиснут на подбородке, он украдкой смахнул их ладонью, которая тут же стала мокрой.

– Вот ведь какой никудышный уродился, лучше бы мне и вовсе его не знать, – подал голос Ван Хуай.