Весла ударили по воде, и шлюпки помчались к «индийцу». Стало уже почти совсем темно, Хорнблауэр едва мог различить шлюпки у борта «индийца», находившиеся в пятидесяти ярдах, и не мог видеть людей, лезших на его палубу. До него донеслось несколько приглушенных восклицаний и затем один громкий крик — это может озадачить людей на берегу, но вряд ли насторожит их. Вот возвращаются лодки, в каждой по два человека, отряженных для этого дела. Заброшены концы, шлюпки поднимаются наверх. Сквозь скрип блоков он слышал хруст, доносящийся с «индийца», а также один или два глухих удара — это матрос, отряженный перерубить якорный канат, делал свое дело, и при этом не забыл прихватить с собой топор, когда карабкался на борт судна. Хорнблауэр почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы: тщательный инструктаж, проведенный им после полудня с абордажной партией, детальная роспись действий каждого отдельного человека, разжевывание приказов до тех пор, пока каждому не стала ясна его роль в предстоящем действе, приносили теперь свои плоды.

На фоне затянутого пеленой неба он мог различить, что паруса «индийца» сменили очертания — их ставили предназначенные для этого люди. Благодарение Богу за то, что есть такие превосходные моряки, которые в темноте, на незнакомом корабле, способны правильно найти свои места и определить нужные снасти без малейшей заминки. Хорнблауэр видел, как повернулись реи на «индийце», у его борта появилось и стало быстро разрастаться темное пятно — лихтер был отшвартован и его относило прочь.

— Поворот фордевинд, если вы не против, мистер Фримен, — сказал он, — «индиец» последует за нами.

«Порта Коэльи» набрала ход и направилась к юго-восточному выходу из гавани, «индиец» шел прямо за ее кормой. Несколько долгих секунд не наблюдалось никакого интереса, вызванного этими действиями. Затем их окликнули, очевидно, с куттера, доставившего на борт чиновников. Прошло столько времени с тех пор, как Хорнблауэр слышал французскую речь или говорил по-французски, что он не смог уловить смысл сказанного.

— Comment?[13] — прокричал он в рупор.

Раздраженный голос переспросил, что, черт побери, они делают?

— Якорная стоянка — бу-бу-бу — течение — бу-бу-бу — прилив, — проорал в ответ Хорнблауэр.

На этот раз неизвестный на куттере вместо упоминания о черте обратился к Богу:

— Во имя Господа, кто это?

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу, — пробубнил Хорнблауэр в ответ, затем спокойно бросил рулевому:

— Немного левее.

В одно и то же время поддерживать разговор с французскими властями и вести судно незнакомым фарватером — это, несмотря на то, что недавно он освежил память, взглянув на карту — было очень трудно.

— Ложитесь в дрейф! — раздался приказ.

— Пардон, капитан, — закричал Хорнблауэр. — Бу-бу-бу — якорный канат бу-бу-бу — не имеем возможности.

С куттера снова раздался крик, полный ярости.

— Так держать, — бросил Хорнблауэр рулевому. — Мистер Фримен, отрядите матроса на лот, если вам не трудно.

Он понимал, что возможность выиграть драгоценные секунды будет утрачена: как только лотовый начнет выкрикивать глубину, открыв таким образом намерение брига улизнуть, береговые власти придут в совершенное беспокойство. Вспышка яркого света разорвала пелену тумана, и над водой прокатился звук мушкетного выстрела — куттер использовал самый быстрый способ привлечь внимание береговых батарей.

— По местам стоять, к повороту! — прохрипел Хорнблауэр: это был самый ответственный момент при форсировании прохода.