– Да, она переписывается по-гречески с императором Византии и говорит по-латыни с благочестивым Кассиодором. Сомневаюсь даже, думает ли она по-готски. Горе нам, если во время бури ей придется быть у руля!

– Но старик, я решительно нигде не вижу бури! – вскричал юноша, встряхнув кудрями. – И откуда может она появиться? Император Византии примирился с Теодорихом, епископ Рима назначен самим королем, князья франков – ему племянники, итальянцы живут под его защитой лучше, чем когда-либо. Нигде, решительно нигде не вижу я опасности.

– Притом император Юстин теперь только слабый старик, – поддержал юношу человек с мечом. – Я знаю его.

– А знаешь ли ты Юстиниана, его племянника и прямого наследника, который и теперь уже является правой рукой дяди? Этот Юстиниан непроницаем как ночь, и лжив как море. Я знаю и боюсь его. Я сопровождал последнее посольство в Византию. Он пришел к нам на пир. Приняв меня за пьяного, – дурак, он и не воображает, сколько может выпить сын Гильдунга, – он начал расспрашивать меня обо всем, именно обо всем, что необходимо знать тому, кто хочет уничтожить нас. Ну, от меня-то он, конечно, не получил желаемых сведений. Но также верно, как то, что меня зовут Гильдебрандом, – этот человек хочет снова захватить себе Италию и изгнать из нее всех готов до последнего!

– Да, если бы только он смог! – проворчал брат белокурого юноши.

– Верно, друг Гильдебад, если бы смог. Но он может сделать многое: Византия сильна!

Тот пожал плечами.

– Многое, говорю тебе, – с гневом вскричал старик, – и знаешь сколько? Двенадцать лет боролся наш великий король с Византией и не смог победить. Но тебя тогда еще не было на свете, – спокойно прибавил он.

– Хорошо, – поддержал юноша своего брата, – это так. Но ведь тогда мы, готы, были одни в чужой стране. Теперь же мы имеем свое отечество – Италию и собратьев – итальянцев.

– Италия – наше отечество! – с горечью вскричал старик, – это только мечта. А вельхи – наши помощники против Византии! Ах ты, молодой глупец!

– Это собственные слова короля! – возразил юноша.

– Да, да, я хорошо знаю эти пустые мечты, которые могут совсем погубить нас. Чужие мы здесь, чужие теперь, как и сорок лет назад, когда спускались сюда с этих гор, и такими будем еще через тысячу лет. Здесь нас всегда будут считать варварами.

– Конечно, но зачем же мы остаемся варварами? Чья это вина, если не наша собственная? Почему мы не хотим учиться у них?

– Замолчи! – вскричал старик, дрожа от гнева. – Молчи, Тотила, не высказывай подобных мыслей. Они сделались проклятием моего дома.

И, с трудом успокоившись, старик продолжал:

– Вельхи – не братья, а смертельные враги наши. Горе нам, если мы поверим им! Ах, если бы король послушал моего совета и велел после своей победы изрубить мечом всех их, от грудного младенца до отжившего старика! Они вечно будут ненавидеть нас, – и они будут правы. Мы же глупы, что удивляемся им.

С минуту все молчали. Наконец юноша заговорил:

– И ты думаешь, что между нами и ими невозможны дружелюбные отношения?

– Нет, не может быть мира между сынами Гаута и южными народами. Человек вошел в золотую пещеру дракона-змея и сильным ударом заставил его склонить голову. Дракон стал молить о пощаде, и человек, сжалившись над дрожащим животным, оставил его и стал осматривать сокровища пещеры. Что же сделает в таком случае ядовитое чудовище? Как только представится удобный случай, оно бросится из-за спины на пощадившего и ужалит его.

– Хорошо, пусть явятся эти греки, – вскричал великан Гильдебад, – пусть высунут свои языки эти ехидны. Мы живо расправимся с ними, вот как! – и, высоко подняв дубину, он с такой силой опустил ее на мраморный пол храма, что одна из плит разлетелась в куски, и все старое здание задрожало.