В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман (2005)

7-я рота слева от нас вступила в тяжелый бой. По мере того как мы продвигались вперед, русские стали выбираться из своих укреплений и убегать через пшеничные поля в сторону Каргарлыка, находившегося на расстоянии около 500 метров. Наши передние пулеметные расчеты, стоя в траве по пояс, открыли огонь из «МГ-34». Пулеметные стволы упирались в плечи пулеметчиков, чтобы сохранять большой угол обстрела. Русские, которых косили пулеметные очереди, падали на землю и исчезали в колосьях пшеницы.

Наступая, мы попали под беспорядочный винтовочный огонь группы советских солдат, которые позже сдались, приближаясь к нам с поднятыми руками. На их лицах читались страх и усталость.

Задача дня – захватить железнодорожную насыпь, проходившую возле села, – была выполнена. За шесть часов тяжелого боя была захвачена территория в 12 квадратных километров, и я долго думал о том, насколько ничтожны эти 12 километров, – 12 километров необъятной страны, где перед нами от рассвета до заката простираются до горизонта невозделанные поля. Интересно, сколько еще таких «двенадцатикилометровых» битв нам предстоит вынести за время нашего похода в направлении, противоположном закату солнца?

Мы наткнулись на одного из наших убитых, неподвижно лежавшего в пыли на дороге; его каска все еще прочно держалась на голове, а невидящие глаза были устремлены в небо. Русским пленным немедленно нашли занятие – уносить раненых на полевой перевязочный пункт. В сопровождении наших легко раненных, идущих по обочине дороги, скорбная колонна двинулась туда, где располагался II батальон, по направлению к нашему тылу.

Так полк впервые вступил в схватку с врагом; мы понесли также первые потери и не ощущали радости победы. Чувство возбуждения быстро сменилось непреодолимым унынием и желанием покинуть это место. До сих пор мы еще не узнали на собственном опыте истинной сущности продолжительной войны, в условиях которой все былые семейные и культурные узы отходят на второй план; на смену им навсегда приходят узы единения с товарищами, которые сейчас находятся рядом с тобой.

Нашему орудийному расчету было приказано присоединиться к команде, несущей боевое охранение, и на закате мы установили орудие возле линии батальонных окопов параллельно дороге. Эхо одиночных разрывов мин разносилось над пшеничными полями и, казалось, летело вслед за солнцем, которое медленно садилось на западе, в стороне Германии. Мысли наши следовали за заходящим огненно-красным шаром, прорывавшимся сквозь легкий туман к горизонту, – мы думали о своей родине, границы которой лежали за полторы тысячи километров позади нас.

Ночью фронт не засыпал. Разведывательные подразделения обеих воюющих сторон находились в постоянном движении. Они подкрадывались в темноте к вражеским позициям, чтобы определить их расположение. Снова и снова темноту разрывал огонь русских «максимов», которому неизменно вторили пронзительные звуки наших «МГ-34», а в них немедленно вливалась беспорядочная ружейная стрельба. Время от времени над полями раздавались разрывы ручных гранат и резкие звуки автоматных выстрелов, и на долгие мгновения укрепления озарялись сверкающими осветительными ракетами, которые взлетали в небо и, шипя, висели над линией окопов. В ранние утренние часы нас вывели из сектора и разместили на 2 километра южнее, чтобы подготовиться к очередной атаке.

2 августа было примечательно переменой в однообразном полевом рационе – мы сварили выкопанный в безымянной украинской деревушке картофель и курицу, которую уже ощипал рядовой Фер. С вареной курицей и картошкой мы ели огурцы, предварительно очищенные от кожицы.