– Согласен, – неохотно признал Хэл. – Могу я счесть, что ты больше никогда не станешь пытаться остаться с этой девушкой наедине, пока она находится на этом корабле?

– Обещаю! – Том вскинул правую руку. – Клянусь тебе в этом!

– Тогда не будем больше об этом говорить, и я ничего не скажу мистеру Битти.

– Спасибо, сэр!

Хэл почувствовал себя вознагражденным, когда увидел выражение глаз сына, и ему даже пришлось закашляться, чтобы расслабить сжавшееся горло. Он быстро бросил взгляд вокруг, ища, на что бы перевести разговор.

– Как ты попал в погреб?

– Позаимствовал ключ из твоего стола, – честно признался Том.

– Позаимствовал? – повторил Хэл.

– Да, сэр. Я собирался вернуть его потом…

– Больше он тебе не понадобится, заверяю, – мрачно произнес Хэл.

Том покорно подошел к двери, потянулся вверх и достал ключ из ниши над косяком.

– Запри дверь, – приказал Хэл и, когда Том сделал это, сказал: – Дай ключ сюда.

Том положил ключ в его ладонь.

– Полагаю, для одной ночи этого более чем достаточно, – решил Хэл. – Отправляйся спать.

– Спокойной ночи, отец, и… мне действительно жаль, что я вызвал твое недовольство.

Хэл проводил его взглядом и, когда Том исчез на трапе, грустно усмехнулся. «Наверное, мне следовало разобраться с этим мелким эпизодом так, чтобы добиться большего эффекта, – подумал он. – Но как? Черт его знает…»

Гай с надеждой и нетерпением ожидал бури, которая должна была последовать после обнаружения греховной парочки. Он полагал, что его отец жестоко выругает Кэролайн, а может быть, и высечет, как какую-нибудь служанку, пойманную на воровстве, и от нее откажутся мать и сестры, и она станет отверженной, и ей просто придется опереться на него в поисках утешения…

В его воображении Кэролайн прибегала к нему и молила о прощении за то, что предала его чистую, честную любовь. Она отдавалась на его милость и обещала, что, если он ее простит, она будет всю свою жизнь стараться стать лучше и искупить вину. И такие мысли согревали Гая, избавляли от ужасного страдания, терзавшего его с той самой ночи, когда он прокрался за Томом на нижнюю палубу и обнаружил ту грязь, в которой валялся брат.

Потом Гай стал надеяться, что отец накажет Тома на глазах у всей команды, хотя и понимал в глубине сердца, что это слишком несбыточная надежда. Но, по крайней мере, отец мог заставить Тома принести извинения мистеру и миссис Битти и запретить впредь даже разговаривать с Кэролайн или с кем-то из ее семьи.

Том мог бы стать отверженным на корабле… А отец, пожалуй, мог бы и прогнать его с «Серафима», когда они доберутся до мыса Доброй Надежды, или даже с позором отослать обратно в Англию, в Хай-Уилд, под тираническую власть Черного Билли.

Гай жадно ожидал, когда произойдет что-то из этих событий или даже все они сразу. Но дни шли, и досада Гая росла, потому что не происходило ничего грандиозного, как будто все его эмоциональные потрясения и страдания вовсе не имели никакого значения.

Правда, несколько дней после этих событий Кэролайн держалась тихо и замкнуто, вздрагивала, когда слышала шаги за дверью каюты, в которой они вместе трудились над учебниками, пугалась, услышав голос своего отца, гудящий на палубе наверху, и совершенно не смотрела в сторону Тома, уткнувшись в книги.

Гай с небольшим удовлетворением отметил, что, если Том выходил на палубу в то время, когда Кэролайн была там вместе с матерью и сестрами, она тут же находила какой-нибудь предлог, чтобы вернуться в их маленькую каюту, и сидела там в одиночестве часами.