– Мне ничего об этом не известно. – Лора была поражена. – А мы-то поддержали его великолепной хвалебной статьей сразу после выхода книги! Будь я в курсе, уверяю вас…

– Забудьте! – отрезал Давид. – Не стоит труда. С Жюльеном всегда бывало так. Когда я ему об этом сказал, он ответил, что виновато издательство, мол, выставило свои условия. Якобы он собирался взять меня в соавторы, но не получилось из-за навязанного ему договора. Откровенное вранье. Короче, запудрил мне мозги.

– И правда, все это шито белыми нитками, – согласилась Лора.

– А после, когда я ему понадобился для телепередачи, чтобы внести «сладкую нотку», по его выражению, я спокойненько дал ему понять, что он может утереться.

– Неужели и на телевидении у него был свой проект? – Зелено-карие глаза Лоры широко раскрылись от удивления.

– Не знаю, на каком канале. Не интересовался. Энзо просветит вас лучше. Последние месяцы они были с шефом неразлейвода.

– Кажется, мне удалось найти ему работу сомелье в хорошем месте. Жду ответа.

– Не парьтесь из-за него; этот выплывет. Он не из тех, кто спит на ходу. Сейчас Энзо подменяет шеф-бармена, взявшего отпуск из-за болезни, в Луврском отеле.

– Как, уже?

От этих новостей Лора почувствовала себя так, словно ее ударили по голове чем-то тяжелым. Она замолчала, сложила руки в молитвенном жесте и поднесла их ко рту, едва дыша сквозь пальцы. Придя наконец в себя, она обратилась к Давиду, и голос ее звучал по-прежнему твердо:

– Вернемся к моим предложениям. Первое касается интересной и перспективной работы у известного парижского шоколатье Патрика Роже.

Давид молчал, и Лора была разочарована тем, что он не проявляет никакого интереса.

– Вы о нем слышали, надеюсь?

– Естественно, он – один из лучших, и я вам очень благодарен. Только вряд ли я соглашусь. Очень жаль, но Патрик Роже – это вершина, он великий художник. Вам приходилось видеть его скульптуры из темного шоколада? Просто чудеса! Нет, честно, я не чувствую себя на высоте, ведь знаменитыми шоколатье или кондитерами не становятся по мановению волшебной палочки. Это совсем другое.

– Как хотите, ваша скромность делает вам честь, Давид.

– Не поймите превратно, но я преклоняюсь перед теми, кто всю жизнь посвятил своему делу. Мне нравится работать с шоколадом, и кое-чего я добился, комбинируя темный, молочный и белый. Но настоящие творения из какао-бобов – это нечто иное.

– Тогда тем более не стоит отказываться от моего второго предложения. Я поговорила с моим ответственным секретарем, и она пришла в восторг от этой задумки.

Бенайя вновь занял оборонительную позицию, вытянулся в струнку, тонкие пальцы нервно застучали по краю стола.

– Наша страничка «Сладости» нас не совсем устраивает. Мы считаем ее самым слабым звеном в журнале. Не один энтузиаст брался за дело, но ничего не получается. Слишком много публикуется избитых рецептов, опостылевших домашних пирогов, всем известных десертов…

– Знаете, именно с этих домашних рецептов я и начинал свой путь в кондитерском деле, – прервал ее Давид, внезапно расслабившись. – Моя бабка Эстер делала лучшие в городе «рожки газели», а уж о печенье «макрут» моей матушки и говорить нечего.

– Многие знаменитости рассказывали то же самое, – подтвердила Лора. – По их свидетельству, своими корнями подлинное мастерство всегда уходит в детские впечатления. Для этих людей воспоминания значили ничуть не меньше, чем профессиональный опыт.

– Бесспорно. В Тунисе я прошел прекрасную профессиональную подготовку, потому и приехал в Париж. Однако только у себя, в собственной семье и в других еврейских семьях нашего квартала, я понял, насколько это приятно – делать приятное другим.

– Отлично сказано! – не удержалась Лора. – Наши читатели – и в большей мере читательницы – оценили бы вашу формулировку.

Бенайя, оставив комплимент без внимания, продолжил, взгляд его словно был устремлен в прошлое: