Германия: самоликвидация - Тило Саррацин (2010)

Всё это не объясняет, почему периодичность взлётов и падений цивилизаций и культур при постепенном техническом прогрессе или стационарном экономическом развитии была прервана именно в средневековой Европе и в Европе Нового времени, а затем перешла к ускорению технического и экономического развития. Китай же, который до конца европейского Средневековья ощутимо опережал Европу в техническом и цивилизационном отношении, напротив, стагнировал на высоком уровне.

Исходящий от Европы сдвиг в науку и технику имел следствием мощный взрывной рост народонаселения в последние столетия: в 1000 г. в мире проживало ровно 300 млн человек – не больше, чем во времена рождения Христа. В 1500 г. население составляло 500 млн, в 1800 г. – уже 1 млрд, затем в 1930 г. – 2 млрд, а в настоящее время – 7 млрд, и если так пойдёт и дальше, то население мира, по оценке ООН, достигнет в 2050 г. своего максимума, превышающего 9 млрд человек. Это ставит перед нами два вопроса.

1. Сможет ли Земля чисто физически кормить и одевать такое количество людей долгое время?

2. Сможет ли такое количество людей жить на уровне благосостояния западных индустриальных стран, не подрывая природные ресурсы?

На оба вопроса ответа в этой книге не будет. Уже одни только мнения о том, нельзя ли воспрепятствовать устойчивым изменениям мирового климата, и о том, не пройдена ли давно точка невозврата, далеко расходятся и не могут дискутироваться здесь{12}. Напротив, несущественный в отношении климатической катастрофы и последствий всемирного взрывного роста народонаселения, но для условий в Германии решающий, вопрос должен обсуждаться: удастся ли нам в Германии мобилизовать на продолжительное время достаточное количество разума, усердия и трудоспособности (на немецком новоязе – человеческого ресурса), чтобы удержаться на достигнутом уровне, устоять в мировом состязании и развиваться дальше?

Следует проверить, не смогут ли те общие социальные условия, которые мы создали на основе достигнутого благосостояния, повредить этому самому благосостоянию, потому что специфические менталитеты и способности, которые обусловили скачок в развитии Европы (включая и Северную Америку), в свою очередь теперь подпадают под влияние особых общих условий, возникших из-за благосостояния и социального государства.

Хотя генетическое оснащение людей всех стран и народов во многом сходно, имеющиеся и подтверждённые различия{13} в любом случае существенно меньше, чем различия в состоянии развития государств, обществ и народных хозяйств. Однако есть большие различия в менталитете народов и обществ. Это касается не только традиционных религиозных и прочих связей. Это касается и нормативных внутренних и внешних механизмов управления человека, это касается структур лояльности, масштабов социальных рангов, равно как и стимулов для усердия, собственной инициативы и материальных ориентиров{14}.

Такие менталитеты и традиции – в широких рамках, которые допускают генетическое программирование людей, – сами являются продуктом истории. Они были созданы общими условиями и изменяются, если меняются эти условия, – пусть очень медленно, веками{15}. Управлять такими изменениями вряд ли возможно. Их и планируют редко. Тем более действенными они могут быть, если элементарно вторгаются со всей силой и влекут за собой множество перемен.

В истории человечества такие взаимные влияния общих условий и менталитетов осуществлялись главным образом лишь постепенно и без однозначно явствующего направления. Но с изобретениями, которые прочно закрепились в культуроведении соответствующих обществ, сказалось новое состояние развития, которое продолжительно изменяло общество. В ходе тысячелетий это развитие набирало динамику. В Европе в конце концов совпадают освобождение духа из религиозного принуждения, любознательный объективный взгляд на природу и космос, развитие гражданских свобод, систематическое расширение свободных рынков и взрывной рост технических изобретений.