Правда, когда на вершинах вокруг Парсагард зажигались сигнальные огни, почти все вожди, ликуя, собирались сюда. Этот знак созывал весь асваран вооружиться и направиться на север в Мидию, чтобы принять участие в войне на стороне мидян. Те, кто командовал на таких войнах, становились кшатрами, или военачальниками. Остальные возвращались с добычей, чтобы украсить своих жен и свои дома, заплатив третью часть в царскую казну. Конечно, некоторые не возвращались домой; о подвигах погибших рассказывали на всех семейных собраниях и прославляли их как героев.

Камбис, отказавшийся от должности военачальника, сухо говорил, что гораздо полезнее быть живым землепашцем, чем мертвым героем.

Гирканец Эмба с этим никак не мог согласиться.

– Великий царь Мидии, – заметил он, – которого прозвали Копьеметателем, привез из богатых земель много добычи; даже его слуги пахнут душистыми мазями, а потолок в его дворце обшит самым лучшим золотом. Гораздо приятнее и выгоднее бить мух для Копьеметателя, чем ухаживать за лошадьми у твоих ворот.

Никто не бил мух и не отгонял их от низкого столика, когда в отсутствие отца Кир садился в царское кресло из слоновой кости. Ласточки и черные дрозды слетались поклевать крошки на каменном полу рядом со столами, установленными во внутреннем дворике, который служил и приемным залом и где с восточной стороны высился мраморный резной трон. Эти птицы повсюду оставляли помет; закон персов запрещал причинять им вред. А дородный Камбис, постоянно находившийся в движении, приказал слугам носить за собой стул из слоновой кости, чтобы в любом месте он мог сесть и приступить к судебному разбирательству.

Прежде чем подавать еду на стол, слуги ждали, пока Кир совершит ритуал Ахеменидов. Вскинув руки, он обращал голову к небу и произносил:

– Мы приветствуем духов прирученных животных и лечащих нас диких трав; мы приветствуем свой народ, мужчин и женщин, где бы они ни были, имеющих справедливые намерения и чистую совесть. – Затем, подняв бирюзовую чашу, он продолжал:

– Мы жертвуем тому, кто создал всех нас, дал нам свет огня и солнца, сделал так, чтобы ключи били, дороги вели к речным бродам, а стремительные потоки стекали с гор ради благоденствия человека. – С этими словами он проливал воду на каменный пол, словно на сырую землю.

Обычно в конце трапезы, когда появлялись вкусные медовые пироги, засахаренные фрукты и сыр, начинала петь флейта и поднимался пожилой поэт. Раскинув руки и поклонившись, он говорил нараспев:

– Слушай меня, Кир, сын царя Ахеменида!

Желая польстить хозяевам, эти бродячие поэты всегда пели о жизни и подвигах Ахемена. Кир отчаянно скучал, слушая о подвигах своего ставшего легендарным предка. Ахемен побеждал всех врагов при помощи благородного скакуна и смертоносного меча. Он даже срубил все три головы Ази-Дахаки. Некоторые поэты утверждали, что одним ударом, а иные говорили, будто он взмахнул мечом трижды. Но Кир знал, что Зло не умерщвлено; оно ждет совсем рядом, выдыхая ядовитые пары, когда опускается тьма. Он думал об Ахемене, пока не решил, что герой этих битв не более чем память о времени, когда кочующие персы нашли огромных нисайских коней и длинные железные мечи, выкованные кузнецами где-то в северных горах. Сев на этих коней и вооружившись этими мечами, древние персы стали побеждать врагов в сражениях. Первый Кир, прародитель Пастуха, еще претендовал на прекрасные фруктовые сады побережья Соленого моря гирканцев на севере. Эта земля, как тотчас же заметил Эмба, теперь находилась в центре обширных владений Мидии.

– А я заберу ее обратно! – вскричал Кир, высказывавшийся откровенно в присутствии своего конюха. – Разве это не земля моего прадеда?

– Собака тоже лает на дикого буйвола.