– Ну и как оно, быть богачом, Чабби? Что чувствуешь? – окликнул я.

Чабби отхлебнул из фляжки, закашлялся от обжигающей жидкости и усмехнулся:

– А что и раньше – ничего особенного.

– Что сделаешь со своей долей? – не отставала Шерри.

– Да поздновато уже, мисс Шерри. Лет двадцать назад я бы не растерялся. – Он снова приложился к фляжке. – В том-то беда – в молодости у тебя ничего нет, а старикам не так много и нужно.

– А ты? – Шерри повернулась к Анджело, который пристроился на ржавом сундуке. Цыганские кудри парня намокли и прилипли к щекам, на длинных ресницах повисли капли дождя. – Ты что делать собираешься?

– Вот, мисс Шерри, сижу и думаю. Список получается аж до Святой Марии и обратно.

В два захода мы перенесли голову и сундук с берега в пещеру, выделенную под склад.

В пасмурный день стемнело рано, и Чабби зажёг два газовых фонаря. Мы собрались вокруг сундука. Золотая голова скалила на нас клыки с почётного места – глиняного уступа в глубине пещеры.

Вооружившись ножовкой и ломиком, мы с Чабби занялись запорным устройством и тут же поняли, что его ветхий вид обманчив – металл закалён и легирован. За полчаса я сломал три ножовочных полотна, и выражения, сопровождавшие неудачу, возмутили Шерри. Пришлось отправить её в нашу пещеру за бутылкой «Чивас ригал» и для поддержания духа устроить нам с Чабби чаепитие по-шотландски.

Мы принялись за дело с новыми силами и запорную штангу перепилили за двадцать минут. К тому времени стемнело, дождь лил по-прежнему, но поднимавшийся западный ветер обещал к утру разогнать грозовые тучи. Перепиленный стержень долго выбивали из проушин двухфунтовым молотком – только искры летели да куски ржавчины, – но снять крышку всё равно не смогли. С какого боку ни подступись, какими словами ни называй, ей хоть бы что.

Я снова объявил перерыв и налил всем виски – проблему требовалось обсудить.

– Может, гелигнитом попробовать? – с блеском в глазах предложил Чабби.

Пришлось его разочаровать.

– Автоген нужен, – заявил Анджело.

– Какой умный выискался. – Я терял терпение. – До ближайшего сварочного аппарата пятьдесят миль – нашёл что предложить.

Тем временем Шерри углядела потайное запирающее устройство, не позволявшее поднять крышку. К нему, очевидно, полагался ключ, но я просто загнал в замочную скважину узкое зубило, надавил – и запорный рычаг сломался.

Чабби потянул, и крышка неохотно, со скрипом откинулась на проржавелых петлях. От лежавшего под ней слоя бурой хлопчатобумажной ткани пахнуло плесенью. Использованные для упаковки дешёвые туземные рубахи или просто тряпьё истлели и слежались в толстый, пропитанный водой брикет.

Не успел я продолжить изыскания, как оказался во втором ряду, заглядывая в ящик из-за плеча Шерри, которая сразу забеспокоилась:

– Давай я, а то ещё разобьёшь что-нибудь.

– Не выдумывай!

– Лучше налей себе виски, – примирительно предложила она, приподнимая мокрую ткань.

«А что, неплохая мысль», – подумал я и наполнил кружку, продолжая наблюдать за действиями Шерри.

Показался слой обёрнутых в материю свёртков. Каждый был перевязан бечёвкой, но первый же рассыпался в прах при попытке его извлечь. Шерри собрала труху в согнутую ковшиком ладонь и высыпала на расстеленный рядом брезент. В свёртке находились десятки мелких округлых предметов, величиной от чуть больше спичечной головки до спелой виноградины, завёрнутые в клочки бумаги, истлевшей, как и ткань.

Шерри выбрала один, потёрла между большим и указательным пальцами, счищая остатки обёртки, и он превратился в большой огранённый синий камень, отполированный с одной стороны.

– Сапфир? – предположила она.

При свете фонаря я убедился, что он непрозрачен.