Игра в имитацию - Эндрю Ходжес (2015)

Алан Тьюринг, по-видимому, считал, что в конечном итоге машина была бы способна написать такую книгу, как эта. В своем интервью на радио в 1951, посвященном открытию фестиваля посвященного Великобритании, он отметил, что Это очень расхожее мнение, некая доля уверенности в следующем высказывании: машина никогда не сможет воспроизвести некоторые особенности, которыми обладает человек. Лично у меня эта уверенность отсутствует, считаю, что в этом вопросе нет предела. В этом был элемент эпатажа, особенно удавшийся, когда он привел в качестве примера специфическое человеческое качество, а именно находиться «под влиянием сексуальной привлекательности». Тем не менее, он серьезно полагал, «практически уверен» в пришествии интеллектуальных машин в качестве витка развития, «которое принесет нам беспокойство» гораздо сильнее, чем Дарвиновское «мы все можем быть эволюционно сменены свиньями или крысами». На самом деле, я бы с радостью передал все свои дела машине — и этот «текстовый процессор» сэкономил бы недели вырезания и склеивания материалов, — но это было не самое трудное при написании этой книги. Наиболее подходящим примером сложности в данном случае послужит необходимость преодолеть пропасть двадцатого века между научной мыслью и человеческой жизнью — кроме того, чтобы ещё более сложная задача — противостоять устоявшемуся в определенных кругах мнению о том, что моя книга действительно призвана увеличить этот разрыв. Я должен был жить, и даже пришлось немного побороться, чтобы отстоять свою точку зрения.

Одно событие 1979 года представляет особый интерес для меня как для автора, работавшего над этими же идеями, произведение Дугласа Хофштадтера «Гедель, Эшер, Бах» Эта работа поставила меня в тупик, тем что центральное место в книге занимает тема, на которую я не обратил должного внимания — значение понятий Геделя о неполноте и Тьюринга о неразрешимости в рамках концепции Сознания. Лично я не считаю, что эти результаты, касающиеся, как они делают бесконечные статические ненарушенных логических систем, есть какие-либо прямые последствия для наших конечных, динамичных, взаимодействующих мозгов. Более значимым фактором, на мой взгляд, является ограничение человеческого разума, в силу своего социального статуса — и этой проблеме отводится второстепенная роль в работе Хофштадтера, как и во многих других, хотя в моей работе эта тема центральная. Изучение жизни Алана Тьюринга не показывает нам, есть ли границы у человеческого разума, или нет, и это один из парадоксов Гёделя. Это показатель того, что работа разума может быть приостановлена и уничтожена посредством того, что его окружает. Но почему тогда, как вполне мог предположить Алан Тьюринг, искусственный интеллект должен быть чем-то ограничен в мирской реальности? Действительно, кажется, будто все основания полагать, что умная машина приспособится к сумасшедшим требованиям политической системы, в которой она воплощена. В тепличных лабораторных условиях гораздо легче сосредоточиться на теоретических соображениях.

По этой причине мои опасения весьма отличаются от тех, что беспокоили Алана Тьюринга: вопрос не в том, есть ли у машины «мышление», местонахождение подобной мысли в политическом организме. Учитывая те условия, в которых мы находимся, я не боюсь победы чьего-либо интеллекта, в этой борьбе страшна победа свиней или крыс.