Лазло потянулся к ней, но она отступила, потрясенная осознанием, что была недостаточно напугана и подвергла его опасности, просто оставаясь рядом. Теперь Сарай – инструмент, оружие и, по-прежнему ощущая вкус крови во рту, она пришла к ужасному пониманию, как Минья может ею управлять. Есть ли какие-то пределы того, на что девочка заставит ее пойти? Какая-то черта, которую она не осмелится переступить? От этой мысли к горлу Сарай подступила тошнота, в голове стало пусто – а тело наполнил стыд из-за того, что она недостаточно сильна, чтобы противостоять Минье.

– Иди ко мне, – ласково подозвал Лазло. – Если она захочет тебя использовать, чтобы навредить мне, то так и сделает, независимо от того, будешь ли ты целовать меня в этот момент или нет. А я бы предпочел, чтобы ты целовала, если у меня есть право голоса в этом деле.

– Ты не в том состоянии, чтобы сейчас целоваться.

Это правда. Его губа пульсировала и ныла. Он чувствовал, как она опухает. Но Лазло не хотел, чтобы на этом все заканчивалось. Сарай стояла слишком далеко, нагая, голубая и такая прекрасная, что это приносило физическую боль. Его руки все еще чувствовали очертания ее тела. Он хотел вернуть девушку в свои объятия.

– Я не боюсь тебя, – сказал Лазло.

– Я боюсь себя.

Сарай понимала, что их передышке пришел конец, и Минья возобновила «игру», поэтому настойчиво зашептала:

– Лазло, помни свое обещание, что бы ни случилось.

Как раз вовремя, поскольку стоило этим словам сорваться с ее уст, как за ними последовали другие, сказанные совершенно иным тоном. Они были приторными, неискренними, и Сарай никак не могла их остановить.

– Если закончили обтираться своей страстью, то выходите в галерею. Есть разговор.

* * *

Минья поднялась с выступа, откуда свисали ее тощие ножки. Теперь нить Сарай ничем не отличалась от остальных – отяжелевшая от беспомощного отчаяния. Нежность пропала, и скатертью дорога. Минье казалось, будто ее вскрыли и подали ее сердца на тарелочке. Зачем кому-либо желать, стремиться к этим ощущениям – ей никогда не понять.

Она потянулась и размяла шею, наслаждаясь своей маленькой победой. Минья хотела подождать, пока их защита ослабнет. Это – идеальный случай. Пусть станут небрежными от желания, неудовлетворенной ноющей жажды и обожания. На что они теперь готовы ради друг друга? Пришло время сыграть партию и наконец добиться желаемого.

14. Фигурки на игральной доске

– Она же не собирается и вправду отпустить душу Сарай, ведь так? – беспокойно и отвлеченно гадала Руби.

Они со Спэрроу стояли в саду. Спэрроу работала или, по крайней мере, пыталась. Руби просто не находила себе места. Девушки чувствовали ход времени. Секунды словно накапливались и расплывались. Рано или поздно они перевалят через край, и это напряженное ожидание закончится – хаосом, криками и потерей.

Такое впечатление, будто они сделали перерыв на чаепитие перед концом света. Что делала Минья? Сколько у них осталось времени?

Сестры переговаривались шепотом, чтобы призраки их не услышали.

– Раньше я бы никогда так не подумала, – ответила Спэрроу. – Но теперь сомневаюсь.

– С ней что-то не так, – мрачно заметила Руби. – Она ведь не всегда была такой ужасной. Правда?

Спэрроу покачала головой. Она сидела на пятках. Пальцы потемнели от земли, волосы были аккуратно заплетены. Ей шестнадцать, скоро столько же исполнится Руби. Они сводные сестры по линии Икирока, бога кутежа. Их характеры так отличались: Руби была дерзкой и ветреной. Стоило подумать – она говорила, стоило захотеть – она действовала. Спэрроу же оставалась тихоней. Она наблюдала, желала и держала свои надежды при себе, но каким бы ни был мягким ее характер, неженкой она не была. На днях девушка поразила Сарай с Руби, предложив сестре одарить Минью «теплыми объятиями» – под которыми подразумевала сожжение девочки живьем.