Муза ночных кошмаров - Лэйни Тейлор (2018)

Растопленный якорь, сложенные крылья и новый голубой бог в цитадели над Плачем. Это что-то значило, и птица стала терять терпение. Она так долго ждала! Издав последний клич, она исчезла, захватив тень вместе с собой.

Улицы внизу наполнились, как вены, потоки людей пульсировали, как кровь, как дух, по городским артериям к выходу. Плач истекал своими жителями. Сто тысяч душ, и все стремились прочь. Они блокировали узкие проходы и жались друг к другу, подобно консервированным рыбкам – если бы консервированные рыбки могли сквернословить и обладали локтями, чтобы расталкивать друг друга. Их паника звучала как низкий напев. Они везли доверху наполненные имуществом тележки, на которых сидели бабушки, словно морщинистые королевы. Курицы суетились в клетках. Дети разъезжали на плечах у родителей, младенцев привязывали к спинам, а собаки держались поблизости, поджав хвосты. Что же касается кошек, они остались. Теперь Плач принадлежал им. Горожане бежали от ночной катастрофы и правды.

Божьи отпрыски.

Слова рвали и сплевывали сотни тысяч раз, а нашептывали и стонали в сотню тысяч раз больше, пока городские сердцебиения выплескивали своих людей за восточные ворота испуганным бурлящим потоком.

Среди них двигались тизерканские воины, пытаясь сохранить хоть какой-то порядок. Куда лучше прошла бы организованная эвакуация, район за районом, но жители скорее взбунтовались бы, чем дождались бы дома своей очереди. Поэтому тизерканцы не останавливали их, а лишь не давали затоптать друг друга в этой спешке. Воины были хорошо обучены и могли скрыть собственный страх, в то время как большинство просто хотели вклиниться в поток и сбежать с остальными.

В городе были и чужаки – фаранджи, – многие из них сидели в каретах, застряв посреди забитых улиц. Они стучали по потолкам кулаками и палками, пытаясь заставить возниц двигаться быстрее. Но те лишь пожимали плечами, тыкали в скопление тел – повозок, свиней на поводках, и как минимум на одну кровать с балдахином на колесиках и запряженную крупной козой – и придерживались былой скорости, очень медленно приближаясь к воротам.

В некоторых частях города царила тишина – особенно в районе расплавленного якоря, где прошлой ночью разверзся сущий ад.

Пожары потушили. Облачка пыли осели на обломки от взрыва. На краю воронки стоял юноша с золотыми волосами. Алхимик Тион Ниро слышал шум реки, протекающей внизу, и вспоминал ее рев, когда она чуть не прорвалась наверх. Его взгляд следил за освещенными солнцем ручьями голубого металла, исчезавшими под землей. Каким-то образом Стрэндж укрепил треснувший оплот.

Разум Тиона переживал ощущение деформации, как если бы он съеживался и расширялся, съеживался и расширялся, пытаясь открыть свои новые границы. Порой пределы понимания меняются слишком быстро, чтобы уследить за ними, – то же чувство возникает, когда тебя затягивает в море бурной волной, и приходится плыть обратно, против течения, а затем ты наконец выходишь на берег, полностью преображенный силами природы. Если бы королевство знаний было городом, тогда укрепления Тиона разрушили до самого основания, и он оказался по колено в щебне из собственных мыслей и реальности.

Чему он стал свидетелем прошлой ночью?

Кто такой Стрэндж?

– О! Ты все еще здесь.

Тион резко обернулся на голос. Он так глубоко погрузился в собственные мысли, что не услышал приближающихся шагов. Его лицо ничуть не изменилось при виде Каликсты Дагаз – акробатки, альпинистки, осужденной воровки драгоценностей, предполагаемой наемной убийцы и, как он сам, уважаемого члена делегации Богоубийцы.

– Я думала, что ты сбежал с остальными, – сказала она с небрежным презрением.

– Неужели, – сухо отчеканил Тион, будто вопросительная интонация требовала слишком много усилий. – Значит, ты плохо разбираешься в людях.