Белый отряд - Артур Конан Дойл (1891)

Некоторые из бродяг бросились было приводить в исполнение наказ возмущенного собутыльника, и бедному Аллену, несмотря на темную ночь, пришлось бы продолжать свое путешествие, как вдруг раздался могучий бас Джона:

– Не сметь его трогать! Я беру его под свою защиту. Мой друг поступил опрометчиво, но его можно простить, так как песня действительно грязная – он не привык к таким. Если кто его тронет – будет иметь дело со мной!

– Все будет сделано как вам угодно, ваше преосвященство, – насмешливо воскликнул один работник, медленно приближаясь к Аллену; другие тоже последовали его примеру и надвигались на юношу и Джона Гордля с криками, что их обоих вышвырнут вон из трактира.

Джон медленно стал засучивать рукава своей куртки, обнаружив при этом мощные мускулы, а Аллен собирался уйти добровольно, увидев, к чему привело его необдуманное вмешательство. Джон уже был готов наказать смельчаков, как вдруг дверь «Пестрого кречета» широко распахнулась, и в комнату ввалился новый посетитель, к великому удовольствию госпожи Элизы, которая вместе с лекарем и зубодером, перетрусившими не на шутку, перебегала от одной группы к другой, пытаясь успокоить расходившихся посетителей и тем спасти репутацию отеля.

VI. Сэмкин Эльвард держит пари на свою пуховую перину

Человек, так неожиданно ворвавшийся в трактир «Пестрый кречет» и одним своим появлением водворивший порядок, – к облегчению госпожи Элизы, если помнит наш читатель, – был среднего роста, с могучей грудью и огромными плечами; его выдубленное непогодой и солнцем лицо с суровыми, резкими чертами, властно очерченным ртом и большим белым шрамом во всю левую щеку говорило, что этот человек привык смело смотреть в глаза смерти. По его костюму и вооружению можно было сразу догадаться, что это воин; его доспехи были испещрены следами от холодного оружия и стрел, свидетельствовавшими о том, что прибыл он из действующей армии. На груди его белого кафтана было изображение святого Георга на красном поле – лучшая награда храброму воину. Веточка только что сорванного дрока придавала его грозному облику элегантности и теплоты.

Несмотря на изумление, написанное на лицах посетителей трактира, наш храбрый воин, воскликнув: «Что я вижу? Милая дама!» – подобно коршуну, преследующему добычу, в мгновение ока очутился возле хозяйки, обнял ее за талию и крепко поцеловал, таким образом приветствуя единственную представительницу прекрасного пола. Вдруг его взгляд случайно упал на молоденькую служанку, и он, оставив госпожу Элизу, стремглав помчался за девушкой. Та быстро, словно лань, убежала по лестнице наверх, захлопнув за собой тяжелый люк и оставив храброго воина в весьма неловком положении, но он, отбросив смущение, вернулся к трактирщице и с удвоенным пылом принялся целовать ее, раскрасневшуюся от смущения.

– La petite[17] перепугалась, но это ничего, – проговорил он. – Ah, c’est l’amour, l’amour![18] Проклятый французский будто прилип к моему горлу. Надо скорее смыть его добрым английским элем! Клянусь эфесом, во мне ни капли французской крови! Я истинно английский стрелок Сэмкин Эльдвард, и скажу вам, мои друзья, – обратился воин к присутствующим, – что нет на свете ничего дороже, чем вновь чувствовать под ногами землю милой сердцу Англии. Лишь только моя нога ступила на берег, я бросился целовать коричневую землю не менее пылко, чем теперь тебя, ma belle![19] Однако, что же не идут мои канальи носильщики?

Вслед за этими словами в комнату вошли шестеро молодцов, каждый из которых нес на голове по большому тюку. Сэмкин Эльвард приказал разложить тюки на полу по порядку и начал проверять, в целости ли его добыча. Чего только здесь не было! Французская перина со стегаными одеялами, дорогая парча, белый бархат из Генуи, лионский шелк – словом, все, что могло бы осчастливить самую избалованную кокетку. Перебирая вещи и демонстрируя их присутствующим, он не преминул похвастаться, где и как они добыты.