Я подбежала к повозке и, забравшись, села рядом с Френом. Я знала Френа всю жизнь. Он катал меня на лошади, когда я еще только училась ходить. Обычно мы видели его лишь пару раз в год: зимой Френ доставлял нам лед для погребов, а в День выводка – щепки для гнезд. Иногда он мог заглянуть к нам с древесиной или с тушей оленя для драконов. И всегда делился с нами всякими новостями, связанными с лесом.

Я устроилась возле Френа и вдохнула аромат кедровых щепок. Отличная выйдет подстилка для гнезд.

– Как ваша тень, миледи? – Френ глянул на меня сверху вниз, широко улыбаясь, отчего морщинки в уголках его губ и глаз стали еще глубже.

– Моя тень в порядке. А ваша?

– Тоже, – рассмеялся Френ.

Мы всегда приветствовали друг друга именно так. Однажды Френ рассказал мне, что за смысл скрывался в этой фразе. У человека есть две тени: одна возникает, когда в небе светит солнце, а другая следует за нами до самой смерти, являясь отголоском наших поступков. «Позволь свету уравновесить тьму, – объяснял Френ, – ведь все, что ты делаешь, отбрасывает тень – рябь на поверхности Вечнолива».

За своей тенью нужно приглядывать – за второй, конечно. Я, правда, не представляла как. Я знала только то, что иногда говорил Френ.

– Лошадка новая, – заметил он. – Придется сегодня держаться поодаль, она пока не привыкла к драконам.

– Уверена, что привыкнет. Мы за ней присмотрим.

Я спрыгнула с повозки и направилась к загону.

– Счастливого Дня выводка, мисс Майя! – крикнул мне вдогонку Френ. – Ты в этом году многого ждешь. Но не забывай, что ты родилась в День Зарелива. Удача тебе благоволит!

Я рассмеялась, хоть и не чувствовала себя удачливой. Не сейчас, когда брат ведет себя странно, а в голове звучат матушкины слова.

Я развернулась и поспешила за Дарианом.

Грохот Ревущего заглушал стук моих ботинок по камням моста.

За высокими стенами амбара располагался загон, где вовсю кипела жизнь. Местные фермеры разгружали ящики с дынями и квохчущих кур драконам (последние предназначались на ужин), перебрасывали лопатами солому и щепки в специальные бочки. Те, кого наняли нам в помощь, подметали каждый дюйм загона. Двери амуничника были широко распахнуты, седла для вылета родителей стояли наготове. В свете фонарей поблескивала промасленная кожа.

Я повернула за угол к по-прежнему закрытой, полной малышей драконятне… и чуть не врезалась в Дариана, который остановился понаблюдать за представлением.

– Туда не ставь! – отец отмахнулся от обливающегося потом фермерского сына – тот пытался пристроить хлипкую телегу к бочке. – Эй! Ты что делаешь? Я же сказал, подожди с соломой! Ее надо в другое место!..

Тщедушный паренек с трудом натянул поводья встревоженной лошади, стараясь повернуть телегу в другую сторону. Одновременно он испуганно косился на моего отца. Бедняга, казалось, был готов хлестнуть лошадь и удрать куда подальше. Мне стало жаль его. В преддверии Выводкового дня отец становился скор на расправу. Он был высоким, крупным, его имя, Маджа, означало «могучий». Его руки были увиты татуировками, которые он получил во время службы в драконерии. Среди них, конечно, имелись знаки связи и его воинского звания, но еще была и загадочная филигрань исцеляющей вязи вокруг шрамов. Отец всегда выглядел внушительно, и тем более бок о бок с Шуджей.

Огромный, черный как смоль Шуджа с готовностью шагнул под седельную поперечину, прижав массивные крылья, выгнув длинную шею и расправив гребень.

– Ахо-ота! – обрадовался Шуджа.

Разговаривал он вообще неплохо, хотя драконий рот никак не мог произнести слово «охота» четко. Шуджа любил охотиться. Его золотые глаза счастливо блестели. Отец опустил подъемный механизм, забрался с его помощью на спину дракона и прикрепил Шудже седельные кольца, продолжая выкрикивать приказы через плечо.

Затем отец повернулся в нашу сторону и сощурился:

– Дар, где твоя сестра?