Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис (1938, 1943, 1945)

А мир вокруг становился все чуднее. Среди хросса Рэнсом и забыл, что он на чужой планете, здесь же это чувство чужеродности накатило с новой силой. Очень остро ощущалось, что вокруг – уже не «мир», а планета, осколок Вселенной в миллионах, миллиардах миль от человека. Здесь все чувства, что он испытывал к Хьои, Уину, эльдилам, Уарсе, утратили всякий смысл. Что за бред – думать, будто он чем-то обязан этим уродцам из космической глуши… да реальны ли они вообще? Он ничего им не должен: он человек! Почему Уэстон с Дивайном его бросили?

И все же прежнее решение, принятое в те моменты, когда он еще мог размышлять здраво, упорно гнало его вперед. Часто Рэнсом забывал, куда вообще идет и зачем. Двигался скорее машинально: слабел, останавливался, начинал замерзать и потому снова переставлял ноги. Над хандрамитом – который отсюда смотрелся мелким клочком пейзажа – висела какая-то дымка. Странно, пока он там жил, никакого тумана не замечал… Может, так сверху выглядит воздух? А воздух, к слову, изменился. В легких хрипело, сердце сбивалось с ритма, причем отнюдь не из-за холода и усталости. Снега на харандре не было, и ее заливал ярчайший свет. Он становился все резче и пронзительней, а небо, напротив, темнело. На почти черном фоне возвышались зубчатые шпили скал – точь-в-точь лунный пейзаж. Над головой проступали звезды.

И вдруг Рэнсом понял, в чем причина этих странных явлений. Просто здесь было очень мало воздуха – он приближался к вершине. Малакандрийская атмосфера оседала в хандрамитах, а саму поверхность планеты укутывал лишь тонкий ее слой – и то, может, не везде. Слепящий свет и чернота над головой – те самые «небеса», с которых он прилетел, только прикрытые тончайшей завесой воздуха. Если до вершины более ста футов, значит, дышать там человек уже не сумеет. Может, у хросса иначе устроены легкие? И они, отправив Рэнсома в путь, невольно обрекли его на гибель? Хотя нет, Рэнсом заметил, что зазубренные пики, полыхавшие от солнца на черном небе, уже вровень с ним. Подъем закончился. Теперь дорога впереди ныряла в мелкую лощину, справа ограниченную скальными вершинами, а слева – покатым склоном, уходящим к харандре. Здесь еще удавалось дышать, пусть через силу, головокружение и боль в легких. Правда, глаза жгло невыносимо: солнце спускалось к самому горизонту. Наверное, поэтому хросса его и предупреждали: для них ночь на харандре столь же губительна, как и для человека. Пошатываясь, Рэнсом брел вперед, высматривая оплот Огрея. И плевать уже, кто такой этот самый Огрей…

Видимо, Рэнсом утратил представление о времени. Казалось, он целую вечность блуждает среди растущих теней, силясь увидеть оплот. Наконец впереди сверкнул огонек. Только сейчас Рэнсом понял, как сильно сгустилась тьма. Он бросился бежать, однако ноги не слушались. Спотыкаясь от спешки и слабости, он рвался к свету и в итоге добрел до входа в пещеру. Изнутри лилось сияние и выходило благословенное тепло. Там горел костер. Рэнсом шагнул в пещеру и, нерешительно потоптавшись у порога, прошел чуть дальше. Когда глаза привыкли, он увидел свод из зеленого камня, а на его фоне два силуэта: один – черный, громадный, угловатый и второй – светлый и поменьше, сидящий у его ног. Тень сорна… и самого сорна.

Глава XV

– Иди сюда, – пророкотал сорн. – Дай на тебя взглянуть.

Итак, Рэнсом стоял лицом к лицу со своим кошмаром, преследовавшим его с самого появления на Малакандре, – и как ни странно, ровным счетом ничего не испытывал. Он не представлял, что теперь будет, однако бежать не собирался: слишком в пещере было тепло, слишком сладкий воздух густился в ее стенах…

Путник шагнул вперед, вставая спиной к костру, и ответил сорну. Правда, голос прозвучал пронзительно и визгливо:

– Хросса отправили меня к Уарсе.

Сорн не сводил с него взгляда.

– Ты не из нашего мира, – промолвил он.

– Верно, – отозвался Рэнсом и сел.

Для подробностей он слишком устал.