Цитадель - Арчибальд Кронин (1939)

Он никогда еще до этих пор не задумывался серьезно о любви. В годы учения он был слишком беден, слишком плохо одет и слишком поглощен своими экзаменами, чтобы часто встречаться с женщинами. В Университете Сент-Эндрю нужно было быть человеком «хорошей крови», как, например, его друг и одноклассник Фредди Хэмптон, чтобы иметь право вращаться в том кругу, где танцевали и устраивали вечера и блистали общественными талантами. А для него все это было недоступно. Он, независимо от своей дружбы с Хэмптоном, принадлежал к той толпе простых смертных, которые не стеснялись поднимать воротник пальто, усердно занимались, курили и свои случайные досуги проводили не в «Унионе», а в каком-нибудь захудалом баре с бильярдом.

Правда, и его посещали неизбежные романтические грезы. И оттого, что он был беден, они являлись ему всегда на фоне расточительной роскоши. А теперь, в Блэнелли, глядя в окно полуразвалившейся амбулатории, упершись затуманенными глазами в кучу грязного шлака, он томился душой по какой-то ничтожной младшей учительнице городской школы. Это было до того нелепо, что ему хотелось смеяться.

Он всегда гордился своей трезвой практичностью, большой природной осторожностью. И теперь, с яростной настойчивостью, из сознательного эгоизма пытался доводами рассудка искоренить в себе это новое чувство. Он хладнокровно, логично припоминал все недостатки Кристин. Она некрасива, слишком мала и худа. На щеке у нее родимое пятно, на верхней губе складочка, заметная, когда она улыбается. К тому же он ей, наверное, противен.

Он сердито твердил себе, что так поддаваться чувствам с его стороны непростительная слабость и неосторожность. Ведь он посвятил себя работе. Он все еще только «помощник». Что это за врач, который уже в самом начале своей карьеры связывает себя чувством, грозящим испортить ему будущность и даже вот уже сейчас самым серьезным образом мешающим ему работать?

Делая усилия взять себя в руки, он старался отвлечься, прибегая для этого к различным уловкам. Обманывая себя мыслью, что ему недостает старых товарищей по университету, он написал длинное письмо Фредди Хэмптону, недавно уехавшему в Лондон, где он получил место в больнице. Он ухватился за дружбу с Денни. Но Филип, хотя и бывал порой приветлив, чаще оставался холоден, недоверчив, полон горечи, как человек, ушибленный жизнью.

Несмотря на все свои старания, Эндрю не мог изгнать из головы мысли о Кристин, а из сердца – мучительную тоску по ней. Он не видел ее с того времени, когда не смог удержаться от порыва откровенности у ворот «Уголка» доктора Брамуэлла. Что она о нем подумала? Да и думает ли она когда-нибудь о нем? Несмотря на то, проходя по Бэнк-стрит, он всегда жадно высматривал Кристин, он так давно не встречал ее, что уже потерял надежду когда-нибудь увидеть.

И вдруг, когда он уже совсем было впал в отчаяние, он однажды в субботу, двадцать пятого мая, получил записку следующего содержания:

Дорогой доктор Мэнсон!

Мистер и миссис Уоткинс завтра, в воскресенье, ужинают у меня. Если у вас не имеется в виду ничего более интересного, не придете ли и вы тоже? В половине восьмого.

Уважающая вас Кристин Барлоу

Он испустил крик, на который из буфетной прибежала Энни.

– Ох, доктор, что это вы? – И затем укоризненно: – Иногда вы ведете себя просто глупо.

– Это верно, Энни, – согласился он, все еще не оправившись от волнения. – Но я… Теперь, кажется, с глупостями покончено. Послушайте, Энни, голубушка, вы не выгладите мне брюки на завтра, а? Я их вечером, ложась спать, вывешу за дверь.

На следующий день, по случаю воскресенья, в амбулатории вечернего приема не было, и Эндрю в трепетном волнении явился вечером в дом миссис Герберт, у которой жила Кристин. Было еще слишком рано, и он знал это, но больше не мог ждать ни одной минуты.

Дверь открыла сама Кристин, приветливая, улыбающаяся.