Мод вынула сигарету изо рта, рассмотрела ее, а затем растерла в пепельнице.

– Смогла, говорите? Я в этом не уверена. Изольда связалась с ненормальным, а Шон с шестнадцати лет на войне…

– Но… – начала я.

– Понимаю. Я сама направила его на эту войну, но порой я задумываюсь…

Шарлотта встала.

– Когда доживете до моих лет, времени на раздумья у вас не будет.

Она обернулась ко мне.

– Мне семьдесят шесть, Нора. И я дошла до понимания того, что сожалеть о прошлом бессмысленно. Я иду спать.

– Потрясающая женщина, – сказала я Мод, когда она ушла.

– Да. Добрая, щедрая, преданная. Всю жизнь она прожила с Максом, путешествуя по Дальнему Востоку. Счастливый брак. Жизнь, полная привилегий, и она от всего этого отказалась.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему она сделала это? Почему это сделали вы?

– Ох, ради бога, Нора. Ради Ирландии, разумеется!

Ирландия. Только вот эта гостиная с выложенным мрамором камином и портретами знатных предков на стенах была бесконечно далека от Ирландии, которую помнили мои бабушка Онора и мама.

Мод, кажется, поняла, о чем я думаю.

– Завтра, Нора, вы увидите землю ваших пращуров. И откроете для себя то, что сформировало их и вас. И не отказывайте нам в праве любить свою страну, даже если мы выходцы из Больших домов, – сказала она мне.

Внезапно она, стоя в своем ярком кимоно, показалась мне очень постаревшей. Актриса без своего грима. Мягкие отблески янтарного пламени пропали, и в окна бил резкий свет морозного утра.

Моя Ирландия. Она была там, за окном.

Глава 24

Мы сели на поезд на железнодорожном вокзале Хьюстон в Дублине. Волнительно было видеть на платформе табличку с надписью «На Голуэй».

Ехать нам предстояло примерно полчаса. Сирил вызвал меня в коридор из купе, где Дженсон и все остальные дремали, пока паровоз увозил нас все дальше и дальше на запад.

– Я слышал насчет ночного обыска, – сказал он мне. – Будьте осторожнее и следите за собой. Моя задача состоит в том, чтобы эта миссия выглядела нейтральной и не ввязывалась ни в какие стычки. Поэтому я буду благодарен, если вы будете вести себя соответственно.

В нашу сторону по проходу шел мужчина, покачиваясь в такт толчкам вагона. Выглядел он как обычный ирландец, каких я встречала до этого, – твидовая куртка и мягкая кепка. Однако Сирил умолк и жестом показал мне, чтобы я тоже молчала. Невысокий, ничем не примечательный человек прошел мимо, но Сирил ждал, пока за ним закроются двери в соседний вагон.

– Обратили внимание на его туфли? – спросил он у меня. – Они у него слишком хорошие для приличного человека в этой стране.

– Вы думаете, это британский агент?

– Думаю, вам нужно быть осторожнее. И не планировать каких-либо посторонних походов в горы.

– Что?

– Забудьте о своем профессоре. Вы можете сделать ему только хуже, если он действительно прячется где-то в горах, чего я не утверждаю. Просто сосредоточьтесь на своей работе. До-ку-мен-ти-руй-те, – по слогам произнес он, – факты жестокости, делайте фотографии.

Мы поселились в очень англо-ирландском с виду отеле «Грейт Саутерн», который располагался рядом со станцией и фасадом выходил на привокзальную площадь.

Место неприметное, так и не скажешь, в каком именно городе оно находится. Особенно сейчас, когда над Голуэем низко висел туман. Можно было и не догадаться, что там вообще есть залив, не говоря уже о том, чтобы разобрать, как он выглядит.

На обед у нас были ростбиф и йоркширский пудинг.

– Еда западных бриттов, – прошептал мне Сирил.

На следующее утро, когда Сирил повел нас на экскурсию в Голуэй-Сити, по-прежнему было туманно.

Голуэй не подвергался обстрелам, как Дублин, но множество магазинов и лавок на главной улице были сожжены. Стены покосились, крыши были провалены, окна – выбиты.