– В одном, думаю, мы можем согласиться, – говорит Иззи. – Время, когда Хартсфилд мог давить людей, взрывать или побуждать к самоубийству, ушло. Поэтому, если только нас не занесло в фильм «Сын Брейди», я предлагаю покинуть дом покойной миссис Эллертон и вернуться в собственные жизни. Есть возражения?

Таковых не нашлось.

7

Прежде чем сесть в автомобиль, Ходжес и Холли какое-то время стоят на подъездной дорожке, обдуваемые холодным январским ветром. Он налетает с севера, из заснеженной Канады, и изгоняет привычный запах загрязненного озера, расположенного на востоке. Что приятно. В этой части Хиллтоп-Корт лишь несколько домов, и у ближайшего стоит большой щит с надписью «ПРОДАЕТСЯ». Ходжес замечает, что риелтора зовут Том Зауберс, и улыбается. Том тоже жестоко пострадал в той Бойне, но сумел выкарабкаться. Ходжеса всегда удивляла стойкость некоторых людей. Конечно, нельзя сказать, что они возвращали ему веру в светлое будущее человечества, но…

Если на то пошло, возвращали.

В автомобиле Холли кладет сложенный экземпляр «Инсайд вью» у ног, пристегивает ремень, поднимает таблоид. Ни Пит, ни Изабель не возражали, когда она попросила разрешения взять его с собой. Ходжес даже не знает, обратили они на это внимание или нет. Да и с чего? Для них дом Эллертон не место преступления, хотя и считается таковым по букве закона. У Пита еще какие-то сомнения остаются, но Ходжес думает, что они никак не связаны с полицейской интуицией и больше напоминают квазисуеверную реакцию.

«Жаль, что Хартсфилд не умер после того, как Холли огрела его моим Веселым ударником, – думает Ходжес. – Нам всем было бы гораздо проще».

– Пит вернется в участок и пересмотрит фотографии самоубийства Фрайса – Кантримен, – говорит он Холли. – С должным усердием. Но я сильно удивлюсь, если он обнаружит где-то нацарапанную букву «зет» – на плинтусе или на зеркале.

Холли не отвечает. Ее взгляд устремлен далеко-далеко.

– Холли? Ты меня слышишь?

Она чуть вздрагивает.

– Да. Просто обдумывала, как мне найти Нэнси Олдерсон в Шагрин-Фоллс. Это не должно занять много времени, поисковиков у меня предостаточно, но говорить с ней придется тебе. Теперь я могу звонить незнакомым людям в случае крайней необходимости, сам знаешь…

– Да, и у тебя хорошо получается. – Ходжес говорит правду, хотя перед таким звонком Холли всегда кладет рядом коробочку «Никоретте». Не говоря уж об упаковке пирожных «Твинкис» в ящике стола, для поддержки.

– Но я не смогу сообщить ей, что ее работодатели – возможно, ее подруги – мертвы. Это придется сделать тебе. Ты умеешь.

Ходжес думает, что такого не умеет никто, но озвучивать свою мысль не собирается.

– Почему? Эта Олдерсон уехала еще в пятницу.

– Она имеет право знать, – отвечает Холли. – Полиция свяжется с родственниками, это их обязанность, но они не позвонят домработнице. По крайней мере я так считаю.

Ходжес с ней согласен, и Холли права: Олдерсон имеет право знать, чтобы, приехав, не оказаться перед опечатанной полицией дверью. Но почему-то он думает, что это не единственная причина интереса Холли к Нэнси Олдерсон.

– Твой друг Пит и мисс Красотка Сероглазка ничего там не делали, – продолжает Холли. – Да, порошок для выявления отпечатков пальцев есть в спальне Мартины Стоувер, и на ее инвалидном кресле, и в ванной, где миссис Эллертон покончила с собой, но не наверху, где она спала. Они, наверное, поднимались наверх только затем, чтобы убедиться, что ни под кроватью, ни в стенном шкафу нет трупов, и на том закончили.

– Минуточку, Холли. Ты поднималась наверх?

– Конечно. Кто-то ведь должен был все досконально обследовать, а эти двое точно не собирались этого делать. Они уверены, что и так все знают. Пит позвонил тебе только потому, что струхнул.

Струхнул. Да, именно. То самое слово, которое он искал, но так и не сумел найти.