Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес (2011)

Игривые слова замерли у Лициния на губах, когда Фелиция вскинула руку, останавливая трибуна.

– «Разве ребенку настолько важен отец»? Ты это хочешь сказать? Так вот, я считаю, это более чем важная причина, раз уж над нами обоими висит угроза смертной казни.

Она говорила тихо, чтобы не услышал жрец, стоявший в дальнем конце принципии[23] крепости Холм. Священнослужителя доставили из Шумной Лощины под охраной двух тунгрийских центурий, но, даже несмотря на такой эскорт, он всю дорогу с ужасом разглядывал враждебные леса и возвышенности, не скрывая своих страхов и крайнего неодобрения всего мероприятия.

Офицер-кавалерист мягко улыбнулся.

– Ты уж прости старому солдату его неуклюжие шутки… Я просто хотел сказать, что одно дело – увлечься человеком, и совсем другое – выходить за него замуж. Твой отец был мне добрым другом, и хотя к твоему жениху я питаю искреннее уважение, с моей стороны было бы непростительным упущением не указать на опасности, которым ты себя подвергаешь, связывая с ним свою судьбу.

Фелиция улыбнулась в ответ, беря в руку его ладонь.

– Гай, при всем твоем воинственном фанфаронстве ты все же ласковый внутри. Ничего, не беспокойся за меня. Я скорее проведу год с Марком, чем всю жизнь кусать локти. А потом… – Она показала на оживленную ватагу сотников на том конце плаца. – Ты когда-нибудь видел более грозных охотников вступиться за даму? Знаешь, я даже ромашек не могу нарвать для венка, чтобы рядом не маячило с десяток добровольных телохранителей. По просьбе Скавра легат Эквитий согласился перевести меня к ауксилиям, тем более что легион уже пополнился новыми медиками. Не вижу, что за опасность может подстерегать меня под крылом тунгров.

Лициний закатил глаза, бормоча себе под нос:

– Ох, не могу, ручищи загребущие… Нет-нет, моя милая, это я не про тебя. Есть тут один типчик, в друзьях у меня ходит… Да, конечно, среди прирученных варваров Скавра ты в такой же безопасности, как если бы сидела под крышей отцовского дома в Риме. К тому же, как ни крути…

Тут двустворчатые ворота распахнулись, и появился Марк, сиявший не только улыбкой, но и начищенной медью оружия, блях и ремней, подчеркивавших чистоту и опрятность свадебной туники. Он отсалютовал примипилу Фронтинию и кивнул соратникам, после чего пересек плац, чтобы встать рядом со своей невестой.

– Ты выглядишь сногсшибательно.

Фелиция терпеливо улыбнулась, опуская вуаль.

– Ты тоже, дорогой. Кстати, тебе запрещается видеть мое лицо, пока нас не объявят супругами!

Лициний расхохотался, не обращая внимания на возмущенно-обиженный взгляд со стороны жреца.

– Если на то пошло, тебя вообще полагалось бы опекать сегодня респектабельной матроне-покровительнице, заместо которой у нас отыскался лишь примипил, который сроду не улыбался, хоть ты ему мечом пригрози. Я уж не говорю про отсутствие ворожеев для ауспиций, да и самого жертвенного животного я что-то не вижу, хотя по его печени и читают знамения.

– Мы любим друг друга, трибун, и мне этого достаточно. Даже сегодня.

Кавалерист скупым кивком признал за ней победу.

– Да пребудут эти чувства с тобой как можно дольше. А действительно, как знать, ведь предстоящий поход в Германию и впрямь может снять с тебя груз опасений за будущее. Ну а теперь, коль скоро мы не становимся моложе с каждой преходящей минутой, не стоит ли начать?

Он предложил ей локоть.

– Пойдем, милая, пора отвести тебя к вон тому нахохленному жрецу. Все десять свидетелей под рукой, можно уже соединять ваши с Марком правые ладони и грызть освященный хлебец…[24]