Целых два года я настойчиво искал способ быть представленным Карлу. Этому препятствовали различные обстоятельства. Прежде всего, он все время находился в движении. Переговоры о мире с Англичанином и Бургундцем отнимали у него много времени. Тем не менее он присоединялся к войскам во время кампании. Насколько я понял, король, оставляя открытой возможность переговоров о заключении мира, все-таки продолжал оказывать на противников военное давление. Злые языки говорили, что противоречивые действия Карла явно продиктованы его непоследовательностью и взаимоисключающими советами, на которые были так щедры его приближенные. Я предпочитал думать, что это свидетельствует о его ловкости и политическом чутье. Как бы то ни было, постоянные передвижения государя делали нашу встречу проблематичной. Я пришел к выводу, что лучше оставаться в Бурже и ждать, когда король прибудет в наш город, чтобы представиться ему. Здесь я пользовался известной поддержкой, и мою персону, какой бы малозначительной она ни была, все же нельзя было назвать ничтожеством.

Оставалось придумать, как добиться, чтобы король принял меня с глазу на глаз – главное условие успеха моего плана. Следует ли мне открыться людям, которые смогут помочь добиться аудиенции? Или же лучше подыскать предлог, но в таком случае какой именно? Единственное дело, которое король заочно доверил мне, оставило зловещий след. Я имею в виду печальный опыт с чеканкой монет, порученной нам с Раваном. Сначала я решил, что не стоит заговаривать об этом. Но, за неимением иного способа, пришел к заключению, что чеканка монет, возможно, является вполне подходящей темой, тем более что я был не прочь вновь подвизаться на этом поприще. Словом, я отправился навестить Равана.

Он жил в Орлеане, где со времени освобождения города исполнял прежние обязанности. С первого взгляда было понятно, что он процветает. Раван растолстел. На носу и щеках обозначились красные прожилки. Но энергия, которую он черпал у раскаленного горна, была все та же.

Я посвятил его в свои сомнения насчет того, стоит ли мне возвращаться к чеканке монет после скандала с фальсификацией, в котором мы оба были замешаны, и приговора. Равану те события уже казались настолько далекими, что ему пришлось напрячься, чтобы вспомнить, о чем идет речь.

– Ба! – воскликнул он, хлопнув себя по бокам. – Такое уж ремесло! Монетчик, избежавший тюрьмы, все равно что берейтор, который никогда не падал с лошади. Как можно такому доверять?!

Он вновь заговорил о тех вещах, в которые я три года тому назад не хотел вникать. Но на сей раз я слушал внимательно. По словам Равана, монетчику платят за то, чтобы он делал прямо противоположное тому, что от него ждут. Монетчик должен гарантировать содержание серебра в монетах, которые чеканит, но всем известно, что чеканит он их из более легкого сплава. И это надувательство осуществимо только потому, что монетчик платит кому следует. Прибылью от своего мошенничества он делится с теми, кто стоит у власти и может вынести ему приговор. Он некоторым образом несет личную ответственность за коллективную вину. Он поддерживает порядок вещей. И если, на беду, в результате соперничества среди его покровителей возникнут разногласия – что время от времени случается, – то их последствия неизбежно скажутся на монетчике. Его сажают под арест, прибыль перестает поступать, но вскоре те люди, из-за чьей ссоры он угодил в тюрьму, решают, что, пожалуй, стоит вновь призвать его и договориться, и велят выпустить его из застенка.

– Самое верное средство избежать подобных злоключений – это договориться с кем-то, чью власть никто не посмеет оспаривать.

– С королем?

– Ну да!

Раван с улыбкой поднял бокал. Я был рад, что он так скоро затронул эту тему, ведь именно об этом я и хотел с ним говорить.

– Раван, мне как раз нужно, чтобы ты помог мне попасть к королю.