Единственной причиной, почему я, вопя от ужаса, до сих пор не сбежал куда глаза глядят, было то, что Дарси смогла убедить меня: Нелл не проговорится. Все знали, что Нелл не любит сплетничать. Когда она не была с Дарси, то обычно ходила по своим делам, а не хихикала с другими девочками. Я узнал, что у нее отличные оценки. Она никогда не прогуливала уроки и никогда не создавала учителям проблем. Когда я встречал ее в коридоре, она обычно отводила взгляд, что казалось мне хорошим знаком. Я подумал, что если бы она могла что-то изменить, то вернулась бы во времени назад и постаралась не обращать внимания на то, что навело ее на мысль о моем романе с Дарси. Кроме того, Дарси чуть ли не жила в доме Дэвисов. Девочки были как сестры. Предательство – как угроза домашней гармонии – полностью исключалось.

Но теперь, по-видимому, они сильно поссорились. Ситуация была настолько плоха, что мать Нелл вся в слезах пришла к Дарси домой, умоляя сказать, в чем проблема. Дарси ответила, что они поссорились из-за одолженной одежды.

Когда я спросил, почему они поссорились, Дарси сказала, что Нелл не одобряет того, что мы проводим вместе так много времени. Лично мне нравилось проводить с Дарси все свободное время, и я знал, что ей тоже. Поэтому мысли о том, что думают окружающие о нас, причиняли мне все бо́льшую боль. Фразу «это не то, что вы подумали» любят все ублюдки в мире, но она прекрасно описывала нашу ситуацию.

Однако Нелл не рассказала матери о нас, ответив, чтобы она спросила у Дарси. Это обстоятельство казалось мне обнадеживающим. Нелл, вероятно, не планировала в ближайшее время обратиться в полицию. А это означало, что пока что мы были в безопасности. Но надолго ли? Возможно, именно Нелл Дэвис была человеком, который наблюдал за нами.

Дарси все еще сидела на полу с мокрой тряпкой в руке. Она сунула гвоздики обратно в пустую банку, и теперь они выглядели жалко, словно декорация из школьной пьесы.

Я присел рядом, держа ее за руку, и продолжил:

– Ты могла бы поработать в ресторане, а потом, через пару лет, мы вернулись бы сюда и открыли тратторию. Мы бы закупали за границей бочки с вином и привозили их сюда. Мы были бы свободны, как птицы, Дарс.

– Но я не могу бросить маму.

Дарси погрустнела, в ее глазах появилась тоска.

Хотя мать Дарси не вызывала во мне большой симпатии, я понимал, что это ее плоть и кровь.

– Мы могли бы приезжать к ней.

– А как же экзамены? – тихо спросила она. – Отец очень хотел, чтобы я получила отличный аттестат и поступила в университет. Это была его мечта.

Я знал, что это слова ее матери, того самого человека, который с утра не может встать с постели без порции джина; того самого человека, который из-за опьянения частенько ходит под себя; того самого человека, который лично показал дочерям, как добавлять в водку диазепам, чтобы быстрее вырубиться.

Я бы не решился признать это, поскольку это звучало бы нелепо и некрасиво с моей стороны, но иногда, когда я сильно напивался, мне начинало казаться, что Дарси было бы лучше жить со мной, ее учителем математики, чем оставаться в одном доме с собственной матерью, чье психическое здоровье ухудшалось с каждым днем.

– Твой отец хотел бы, чтобы ты была счастлива, – серьезно сказал я. Я был уверен, что прав. Какой отец хотел бы иначе? В этом смысле то, что он был мертв, мало что меняло. – А университет… Возможно, это не для тебя. Как насчет кулинарной академии? В Италии есть подобные заведения.

Да, они действительно там были. В последние несколько дней я изучал соответствующие материалы, часами просиживая в библиотеке.

– Ты правда считаешь, что я могла бы этим заниматься? – Она заколебалась.

Всегда, когда мы затрагивали тему ее матери, Дарси ощущала определенную неуверенность.