Последняя принцесса Индии - Мишель Моран (2015)

– А мы – ее дургаваси! Мы должны ее защищать.

– От кого? – молвила Мандар, исказив мужские черты своего лица гримасой. – От ее лучших друзей?

Но Кахини не унималась.

– Будь я рани, то не водила бы дружбу с настолько грубыми мужчинами, как Азимулла-хан и Тантия Топи.

– Зачем ты это говоришь? – возмутилась Сундари.

– Я выросла при дворе и с первого взгляда узнаю опасных людей.

Спустя два часа рани вернулась, пребывая в полнейшем душевном спокойствии. Ничего плохого с ней не случилось. Она устала и хотела одного – спать. Мы провели ее по коридору мимо дургаваса, где меня ждала моя собственная кровать, в огромную опочивальню. Стены здесь были обшиты дорогими породами дерева и окрашены в бело-голубые тона. Впрочем, первой обращала на себя внимание мебель. В мерцающем свете ламп я видела, что все, начиная от кровати с пологом, поддерживаемым четырьмя столбиками, и заканчивая элегантным комодом вместе с прикроватными столиками, было сделано из серебра. Ветерок проникал сюда из сада. Пахло ветиверией[59] и вейником. Позже я узнала, что завесы на окнах, сплетенные из длинных стеблей тростникового вейника, служанки вымачивают в воде. Вследствие этого, откуда бы ни веял ветер, в опочивальне витал приятный запах.

Мы стояли полукругом у кровати рани. Мои ноги по щиколотку утопали в мягких белых коврах, которыми был устлан пол. Сундари задвинула полог из серебряной парчи, пока рани переодевалась ко сну. Затем полог вновь раздвинули, и рани пожелала нам спокойной ночи. Я последовала за другими девушками. Только Сундари задержалась. Будучи капитаншей телохранительниц, она обязана была спать на кровати при входе в покои рани, а трое мужчин-стражников стояли на посту перед дверью.

Вернувшись в дургавас, я подошла к кровати, которую показала мне сегодня Кахини. Возле нее стоял сундук со всем тем, что передал мне при расставании папа.

– Ты моя соседка, – сказала Джхалкари.

Ее кровать стояла подле моей. Пока другие переодевались на ночь в длинные, простого покроя курты, девушка сидела, скрестив ноги, и наблюдала за тем, как я вытаскиваю из сундука мурти[60], вырезанные отцом. Он очень тщательно завернул две статуэтки из дерева манго в несколько слоев полотна. При виде мурти у меня екнуло сердце. Никогда прежде я не спала вне стен родного дома, не разлучалась ни с отцом, ни с кем-либо из семьи. Я смотрела на папину работу. Одна мурти изображала богиню-воительницу Дургу верхом на тигре. Вторая – Ганешу, устранителя преград. Я поставила мурти на невысокий прикроватный деревянный столик, а папин сундук на пол под ним.

– Завтра после тренировки, – сказала Джхалкари, – можешь взять на время одну из моих шелковых ангаркхок.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны. – Присев на свою кровать, я посмотрела на девушку.

Джхалкари пожала плечами. И вновь меня поразило, насколько она похожа на рани.

– Когда я сюда приехала, меня тоже выручили.

– Кто-то из этих женщин?

– Нет. Ее с нами уже нет, – понизив голос, сказала Джхалкари и подалась вперед. – Она спуталась с одним солдатом, а рани не мирится с аморальным поведением.

Я глянула поверх ее плеча, не подслушивает ли кто, и увидела, что одна из кроватей пустая.

– Кого-то нет.

– Кахини. А ты разве не заметила?

Джхалкари встала и начала раздеваться.

– Она ушла после ужина, отправилась в театр раджи.

Переодевшись, Джхалкари улеглась на своей кровати и повернула ко мне голову.

– Она уходит каждую ночь.

– А что рани об этом думает?

– Ты спрашиваешь, не взял ли раджа ее себе в наложницы?

Прямота девушки смутила меня, щеки мои вспыхнули, но мне все же удалось промямлить:

– Да.

Джхалкари бросила взгляд на Моти, которая поднялась со своей кровати, чтобы задуть пламя масляных светильников.

Джхалкари подождала, пока Моти отойдет подальше, а затем прошептала: