Затем мы все направились в комнату, остававшуюся прежде свободной. Мама лежала в новом желтом сари. Вокруг погребальных носилок стояли светильники. Женщины деревни усыпали ее ноги цветами календулы. Брамин встал возле тела на колени и положил поверх него розы. Потом он умастил себе лоб благовонной мазью сандалового дерева и произнес мантру. Я посмотрела на папу, но его взгляд блуждал где-то далеко. Так мореплаватель вглядывается в просторы океана, почти потеряв всякую надежду увидеть сушу.

Брамин протянул мне оранжевую гвоздику. Я должна была положить цветок на тело матери. Я подходила к носилкам, намеренно замедляя шаг. Мама казалась мне холодной и одинокой. Когда она была жива, я редко видела ее спящей. Она никогда не сидела без дела. Если ее ноги не двигались, двигались ее руки. Губы ее тоже не знали покоя. Мама очень любила петь. Я положила цветок поверх ее сложенных вместе рук и замерла, ожидая, не пошевелится ли мама. Это было очень по-детски, но тогда я верила, что, если очень страстно попрошу, Брахма сжалится и вернет мне маму. Но ничего не произошло, и я подумала о том, что, наверное, чем-то прогневила богов и поэтому они забрали у меня маму.

Мы перешли в трапезную. Там мы отведали риса и чечевицы. После этого брамин объявил собравшимся джанам кундли моей сестры. Он оказался вполне благоприятен.

Так вышло, что брамина провожали только бабка и я.

– Как ваш сын намерен поступить с этой девочкой? – остановившись в дверях, спросил брамин и посмотрел на меня сверху вниз.

Я тотчас же отвернулась, чтобы жрец не счел меня бесстыжей.

– Сейчас, когда их стало двое, денег на приданое не хватит. Это вы хотите сказать?

– Ей уже исполнилось восемь лет?

– Девять, – внесла ясность бабка.

– Жаль, но если нет денег на приданое…

– Мы посвятим ее храму, – заявила бабка. – Она станет девадаси[26].

В то время я понятия не имела, кто такая девадаси. Знала только, что это «служанка богов». Только теперь, спустя столько лет, я понимаю, почему лицо брамина исказилось от ужаса. Между девадаси и проституткой небольшая разница. Прошло немало времени, прежде чем мне в руки попал английский перевод стиха, написанного в XV веке о девадаси, «священной служанке богов».

Я не похожа на других. Ты можешь войти в мой дом,

Но только если у тебя есть деньги.

Ты можешь переступить порог моего дома.

Это будет стоить тебе сотню золотых.

За две сотни ты можешь увидеть мою спальню,

Мою застланную шелком постель и даже влезть в нее,

Но только если у тебя есть деньги.

Ты можешь сесть рядом со мной

и храбро запустить руку в мое сари.

Это будет стоить тебе десять тысяч.

За семьдесят тысяч ты можешь коснуться

моих полных, округлых грудей,

Но только если у тебя есть деньги.

Три крора[27], чтобы поднести свой рот близко к моему,

Чтобы коснуться моих губ и поцеловать,

Чтобы крепко меня обнять, прикоснуться

к моему гнездышку любви,

Полностью со мной слиться…

Слушай меня внимательно: ты должен осыпать меня золотом,

Но только если у тебя есть деньги.

Брамин смотрел на нее, то открывая, то закрывая рот. Казалось, что он не находит подходящих слов.

– Их отец знает? – наконец спросил он.

– Пока нет, но это разумное решение, если нет наследника, а в семье две девочки.

Брамин бросил на нее такой взгляд, что впоследствии, когда я поняла, о чем тогда шла речь, мне было приятно вспоминать его реакцию: не только я видела, насколько бабка жестока.

В тот же день, но немного позже папа отыскал меня в саду. Я плела из диких цветов венок так, как научила меня мама. Он уселся на траву и терпеливо ждал, когда я протяну ему руку, но мне нечего было ему «сказать». Наконец он взял мою руку в свою.