В июне 1920 года Советская Россия была окружена вдоль своей западной границы кордоном государств, которые либо еще не урегулировали свои отношения с советским правительством, либо, как Польша, все еще были с ним в состоянии войны. Единственным исключением была Эстония, которая заключила мирный договор с РСФСР в феврале 1920 года. Ее примеру последовали Литва в июле, Латвия в августе и Финляндия в октябре 1920 года. Но для того чтобы добраться до Москвы из Германии в июне, мне пришлось плыть по Балтике и дальше ехать через Эстонию. Регулярное пароходное сообщение между балтийскими портами Германии и Эстонии еще не открылось. По этой причине мне пришлось воспользоваться услугами небольшого парохода, который Германское международное транспортное агентство (Зеетранспортляйтунг) арендовало у частной пароходной компании в Штеттине для перевозки домой в Германию военнопленных из России (а также интернированных гражданских лиц). Советские организации переправляли этих людей к советско-эстонской границе возле Ямбурга[12]; здесь их принимали германские представители Международного Красного Креста и доставляли в транзитный лагерь на эстонской стороне границы, в Нарве. Оттуда после короткого карантина бывшие пленные и интернированные возобновляли свой путь домой.

После непродолжительной остановки в Нарве я поехал в столицу молодой Эстонской Республики – Таллин (бывший Ревель). Оттуда дважды в неделю ходил официальный российский «почтовый вагон»; он являлся связующим звеном между советскими представителями в Таллине и правительственными учреждениями в Москве и представлял собой единственное реальное средство законно пересечь советскую границу.

В то время советское правительство было представлено в Эстонии неким Гуковским (Исидором Эммануиловичем. – Ред.), ранее работавшим в Москве народным комиссаром финансов (с марта по август 1918 года. – Ред.) и в этом качестве сделавшим все возможное для ускорения девальвации рубля (то есть разваливший всю работу, в августе 1918 года его сменил Николай Николаевич Крестинский. – Ред.). Советские власти тогда все еще придерживались якобы марксистского принципа, гласившего, что деньги в пролетарском государстве не обязательны и, будучи буржуазным институтом, скоро исчезнут вообще. Внешне Гуковский был типичным большевистским чиновником того времени. Стремясь подчеркнуть свои коммунистические убеждения через пролетарскую внешность, он принял меня в рубашке с короткими рукавами и без галстука, а на ногах – пара поношенных шлепанцев.