Разделенные - Нил Шустерман (2012)

Мираколине было только шесть лет, но и тогда образы, запечатленные на фреске, говорили с ней, и она как будто понимала, что они хотят сказать. Ей казалось, что она сама – прекрасная капелла, и если кто-нибудь зайдет внутрь, то увидит величественные фрески, которыми расписаны своды ее души.

Микроавтобус, который должен забрать ее, приезжает на десять минут раньше и паркуется у дома.

На стенке фургона красуется яркий логотип с подписью «Заготовительный лагерь “Лесная лощина”! Место, где живут подростки!»

Мираколина заходит в свою спальню, чтобы взять вещи – небольшой чемоданчик с несколькими комплектами белой одежды и скромным набором необходимых пожитков. Родители рыдают и без конца умоляют простить их. И Мираколина впервые не выдерживает.

– Если вы чувствуете себя виноватыми за то, что принесли меня в жертву, это не моя проблема, – говорит она, – потому что я отношусь к этому спокойно. Пожалуйста, возьмите себя в руки, хотя бы из уважения ко мне.

Ожидаемого действия слова не производят. Слезы по-прежнему льются потоком.

– Ты чувствуешь себя спокойно потому, – говорит отец, – что мы тебе это внушили. Это мы во всем виноваты. Все это из-за нас.

Взглянув на родителей, Мираколина пожимает плечами.

– Так передумайте, – предлагает она. – Нарушьте слово, данное Господу, и не приносите меня в жертву.

Родители смотрят на нее так, словно Мираколина преподнесла им чудесный подарок – последнюю возможность выбраться из ада, в который они сами себя загнали.

– Да, так мы и сделаем! – восклицает мать. – Мы же еще не подписали окончательное разрешение. Мы еще можем передумать!

– Хорошо, – говорит Мираколина. – Ты уверена, что вы этого хотите?

– Да, – говорит отец с заметным облегчением. – Да, мы уверены.

– Определенно?

– Да.

– Прекрасно, значит, вы можете не чувствовать себя виноватыми, – заключает Мираколина, поднимая чемодан. – Но независимо от того, чего вы хотите, я все равно ухожу. Потому что так хочу я.

Обняв мать, отца и брата, она уходит, не оглядываясь и даже не сказав ничего на прощание: люди прощаются, когда знают, что всему конец, а больше всего на свете Мираколина Розелли хочет верить, что после обряда все только начинается.

Рекламный ролик

«Когда Билли стал вести себя так, что мы начали опасаться за свою безопасность, мы решили прибегнуть к единственному гуманному способу. Мы отправили его в заготовительный лагерь, чтобы в разобранном состоянии он обрел покой. Но теперь, когда закон запрещает отправлять в лагеря подростков, достигших семнадцатилетнего возраста, мы бы уже не смогли воспользоваться этой возможностью. На прошлой неделе семнадцатилетняя девочка, живущая по соседству, напилась, разбила машину и задавила двоих ни в чем не повинных людей. Разве могло бы такое случиться, будь у ее родителей возможность отправить ее в лагерь? Как вы считаете?

Голосуйте за 46-ю поправку! Помогите покончить с Законом о защите семнадцатилетних и снять ограничения, наложенные на возможность отправлять детей в лагеря!

Спонсор ролика: ассоциация «За безопасное будущее».

До лагеря «Лесная лощина» – три часа езды. Кресла в минивэне обиты кожей и мягким плюшем, а из дорогущих динамиков доносится популярная музыка. За рулем – мужчина с седеющей бородкой, широкой улыбкой на лице и таким запасом благодушия, с которым настроение, похоже, не испортить ничем. Просто Санта-Клаус в отпуске.

– Хорошо повеселилась вчера? Как прошла вечеринка? – спрашивает Шофер-Клаус, отъезжая от дома, где остались родители, которых Мираколина больше уже не увидит.

– Да и нет, – отвечает Мираколина. – День прошел хорошо, но вечеринки не было.

– О-о-о… жаль. А почему?

– Потому что жертвоприношение – не праздник.