– Сир, люди всегда ждут худшего от могущественных и богатых. По этому признаку всегда можно узнать аристократа: он обнаруживает лишь те пороки, которые способствуют его популярности.

Лицо Стилгара передернулось.

Подняв глаза на старого фримена, Пауль прочитал на лице его возмущение. Как смеет этот гильдиец так разговаривать с Муад’Дибом?

– По-моему, вы не шутите, – утвердительно сказал Пауль.

– Шучу, сир?

Пауль вдруг почувствовал, что рот его пересох. В комнате сразу стало слишком много людей, слишком уж много легких вдыхало воздух. В самом запахе меланжи от контейнера Эдрика чудилась опасность.

– И кто же мой соучастник в подобном сговоре, – будничным тоном произнес Пауль. – Не Квизарат ли?

Эдрик пожал плечами, оранжевые вихри заклубились возле его головы. Стилгар его более не беспокоил, но фримен все еще яростно глядел на навигатора.

– Или же вы хотите сказать, что все миссионеры моих святых Орденов лгут… все до единого? – настаивал Пауль.

– В каждом конкретном случае это зависит от степени собственной заинтересованности и искренности, – отвечал Эдрик.

Стилгар опустил руку за пазуху, к крису.

Качнув головой, Пауль произнес:

– Значит, вы и меня обвиняете в неискренности?

– Сир, слово «обвинять» мне кажется здесь неуместным.

Смел же! – подумал Пауль и сказал:

– Уместно это слово или нет, но вы утверждаете, что и мои епископы, и сам я всего лишь честолюбивые бандиты.

– Честолюбивые, сир? – Эдрик вновь поглядел на Стилгара. – Чем больше власти заключено в руках одного человека, тем более отдаляется он от прочих людей. Властелины постепенно теряют всякое представление о действительности… и тогда власть их рушится.

– Мой господин, – скрипнул зубами Стилгар, – вы посылали людей на казнь за меньшее!

– Так это людей, – отозвался Пауль, – а перед тобой посол Гильдии.

– Он обвиняет вас в святотатстве и лжи! – воскликнул Стилгар.

– Меня интересует его манера мышления, – сказал Пауль. – Сдержи гнев и будь наготове.

– Как велит Муад’Диб.

– Скажи тогда, навигатор, – спросил Пауль, – как могли бы мы осуществить эту гипотетическую затею – при невообразимых расстояниях, на протяжении длительного времени, тем более что у нас нет возможности приглядеть за каждым храмом и священником Квизарата?

– Что для вас время? – спросил Эдрик.

Стилгар озадаченно нахмурился. Муад’Диб часто говорил, что прозревает через покровы времени, думал он. Не это ли имеет в виду гильдиец?

– Надувательство такого масштаба немыслимо, рано или поздно обман лопнет, – бросил Пауль. – Пойдут расколы, ереси… сомнения, признания во лжи… И всё – конец вселенской афере.

– Чего не спрячет государственная религия и собственные интересы, покроет правительство, – проговорил Эдрик.

– Ты испытываешь пределы моего терпения? – спросил Пауль.

– Или в моих аргументах имеются очевидные изъяны? – возразил Эдрик.

Напрашивается на нож, размышлял Пауль. Предлагает себя в качестве жертвы? Зачем?

– Я лично предпочитаю легкий цинизм, – испытующим тоном проговорил Пауль. – Вижу, ты явно искушен во всей лжи и уловках правителей, в двусмысленных речах властелинов. Язык – твое оружие, им ты испытываешь мою броню.

– Легкий цинизм, – отвечал Эдрик, растягивая тонкий рот в улыбке. – Все правители во все времена циничны в том, что касается религии. Ведь религия тоже оружие. И оружие еще более мощное, когда религия и власть объединяются.

Пауль вдруг притих, ощутив необходимость в величайшей осторожности. К кому обращается Эдрик? Чертовски умно и тонко, намеки и этот скрытый юмор. Посол словно бы стремится подчеркнуть: они с Паулем – двое посвященных, которым открыты просторы, неведомые простым смертным. С невольным смятением Пауль понял, что вся эта риторика предназначалась вовсе не ему, а Стилгару, страже, рослому помощнику посла, наконец.