Как уморительны в России мусора, или Fu**ing хорошоу! - Черкасов Дмитрий (2003)

Людей творческих профессий типа сценаристов и режиссеров потомственный пролетарий Дукалис недолюбливал, справедливо подозревая их в пренебрежительном отношении к чаяниям простого человека.

— А мы, Толик? — продолжал разоряться низкорослый Вася. — Мы чем хуже? Почему это им можно было, а нам — ни-ни?!

Дукалис согласно покивал и икнул.

— Надо восстановить статус-кво! — Рогов по-козлиному затряс немного деформированной акушерскими щипцами головой. — Причем — немедленно!

— Надо, — поддержал товарища Анатолий. — Но как?

— Есть идея, — на лице Василия появилась решительная гримаса.

* * *

— Бабуинов! — повторил Чердынцев, открывая здоровенный гроссбух, куда вносились данные о происшествиях. — Ну, так что у тебя?!

— Слышь, начальник, — Бомжеватый субъект засунул голову в окошечко и дружелюбно подмигнул майору. — Ты, это… Дурика своего убери…

— Немедленно прекратить! — Тщедушный Мартышкин обеими руками схватился за воротник грязной куртки, болтавшейся на узких плечах субъекта, для верности уперся ногой в стену и потянул задержанного на себя.

Раздался треск рвущейся материи, и Сысой грохнулся крупом об пол, сжимая в кулаках кусок ткани.

На пышащих здоровьем, круглых и румяных лицах «крепленых беретов», являвших собой элиту войск МВД, возникло некоторое подобие интереса.

Субъект цыкнул зубом, поморщился, передернул плечами, но вылезать из окошечка не спешил.

— Сопротивление сотруднику милиции! — заголосил Мартышкин, сидя в луже грязной воды, натекшей с обуви входящих аккурат рядом ковриком, о который, по идее, им следовало вытирать ноги, но никто почему-то этого не делал.

Чердынцев горестно вздохнул, упер ладонь в лоб бухарику и вытолкал голову алкаша из проема окошечка.

Стажер отбросил в сторону свой трофей, резво вскочил и повис на спине у задержанного.

С минуту младший лейтенант и пьяница из соседнего дома, вся вина которого заключалась в том, что он решил отлить на угол здания РУВД, молча толкались и пыхтели.

Наконец Мартышкин метким тычком под ребра заставил противника развернуться боком, треснул ему носком ботинка по щиколотке, схватил за грудки и дернул на себя. Пьяница мазнул грязной ладонью по лицу Сысоя, смачно плюнул стажеру на брючину и немедленно получил в ответ удар кулаком в грудь, отбросивший его на стойку перед окошечком дежурного.

Затылок алконавта вошел в соприкосновение со стеклом, и на стол Чердынцеву посыпались осколки.

«Крепленые береты» привстали, не желая упускать ни единой подробности из разворачивающейся у них на глазах душераздирающей сцены.

— Скотина! — заорал ошалевший майор, увернувшись от падающего аки лезвие гильотины особенно крупного осколка и напрочь забывший о правилах хорошего тона, в теории свойственных всем без исключения офицерам российской милиции. — Ты что наделал, шпрот недодавленный?!

Мартышкин подхватил сползавшего на пол оглушенного бухарика и поставил его вертикально.

— Отвечать, когда тебя господин майор спрашивает! — звонким голосом служаки-ротмистра воскликнул стажер.

Пьяница замычал нечто невразумительное.

— Я не его спрашиваю! — возопил Чердынцев. — А тебя, чудовище!

— А что я?! — удивился Мартышкин.

Продолжить дальнейшее описание психо-физических качеств Сысоя и его родни майор не успел.

Входная дверь распахнулась, и в проеме показался подполковник Николай Александрович Петренко, прибывший в родное управление с совещания у начальника ГУВД, где его опять приводили всем в пример, как главу подразделения, укомплектованного самыми бестолковыми сотрудниками в пределах городской черты, и на карачки за невысокий процент раскрываемости заказных убийств, которых на участке Петренко сроду не совершалось.