ПОПизм. Уорхоловские 60-е - Энди Уорхол, Пэт Хэкетт (1980)

– Я был сражен, – рассказывал Де. – Бывает, ощущаешь себя внутри таким… я только потом сформулировал – опустошенным, разбитым. Подумать только, были люди, которые смеялись поначалу над этими работами, как смеялись и над Раушенбергом!

Я часто спрашивал себя, зачем те, кто смеется над необычным и новым в искусстве, вообще связывают с ним, искусством, свою жизнь. И ведь таких на арт-сцене полным-полно…

***

Де говорил, что нет ничего сложнее дружбы с художниками, творчество которых не уважаешь:

– Надо расставаться, потому что слишком тяжело смотреть на их работы и про себя усмехаться.

Так что Де уважал всех, с кем дружил. Однажды на его вечеринке я услышал, как он сказал кому-то по телефону:

– Нет, мне не все равно, потому что я не согласен с его политикой.

Кто-то хотел привести Эдлая Стивенсона[2].

***

Как-то мы сидели в «21» (помню, передо мной лежал National Enquirer – я увлекался талидомидовыми историями[3]) и говорили об искусстве за пределами города – об уличной выставке Класа Олденбурга и Джима Дайна в галерее Джадсона, о пляжных коллажах того же Олденбурга в коллективной выставке Марты Джексон, о первой демонстрации серии «Великая американская обнаженная» Тома Вессельмана в галерее «Танагра», – а у меня из головы не шел тот показ, что устроил себе Джаспер в собственном лофте. Де был близким другом и Джаспера, и Боба, поэтому я понадеялся, что он, возможно, объяснит мне то, что мне так хотелось понять: отчего они меня не любили? При каждой встрече меня попросту отбривали. Так что как только официант принес бренди, я задал свой вопрос, а Де ответил:

– Ладно, Энди, если хочешь начистоту, так тебе все и выложу. Ты же не мужик, и их это бесит.

Мне стало неловко, но Де это не остановило. Уверен, он понял, что обидел меня, но раз уж я спросил, Де решил дать мне полный ответ.

– Во-первых, пост-абстрактно-экспрессионистская чувственность, конечно, гомосексуальна, а они оба носят классические костюмы – то ли в армии, то ли на флоте служили! Во-вторых, их нервирует, что ты коллекционируешь картины: обычно художники не покупают работы других, так не делается. И в-третьих, – заключил Де, – ты коммерческий художник, а это совсем в их голове не укладывается, потому что это они занимаются рекламой – витринами и прочими заказами, что я для них нахожу, – они этим занимаются, чтобы заработать на жизнь. Они даже своими именами не пользуются. В то время как ты за рекламу призы получаешь! Знаменит благодаря ей!

Слова Де были чистой правдой. Известен я был как коммерческий художник. Здорово было увидеть свое имя в рубрике «Мода» справочника «Тысяча имен Нью-Йорка и где их упомянуть». Но если хочешь быть признан как «настоящий» художник, нужно держаться от рекламы подальше. Де был единственным из моих знакомых, кто видел тогда следы социального различия в самом искусстве.

***

Слова Де очень задели меня. Спрашивая его, «отчего они меня не любят», я надеялся легко отделаться. Когда задаешь такие вопросы, всегда надеешься, что сейчас тебя будут убеждать в том, что ты просто параноик. Я не знал, что сказать. В итоге я выдал какую-то глупость вроде:

– Я знаю кучу художников, которые куда менее мужики, чем я.

А Де ответил:

– Да, Энди, есть совсем уж «пай-мальчики», но не такие талантливые; есть такие же одаренные, но менее покладистые; однако значительные художники стараются выглядеть мужиками, ты же свою женоподобность подчеркиваешь – это похоже на вызов.