Адъютант императрицы - Оскар Мединг

Паж между тем принес футляр с орденом. Потемкин стал на колена пред императрицей и Екатерина Алексеевна украсила его широкой красной лентой. Ее рука нежно скользнула при этом по его плечу, а голова так низко склонилась к нему, что губы императрицы почти коснулись лба Григория Александровича.

– Красный цвет означает любовь, а голубой – обещает верность! – прошептала она так тихо, точно пронеслось дуновение ветерка.

– Его императорское высочество великий князь! – доложил гофмаршал.

Неверными, колеблющимися шагами вошел в зал великий князь Павел Петрович, одетый в мундир Павловского гренадерского полка, и торопливо направился к Екатерине Алексеевне.

Он поцеловал руку матери, поспешно произнес какое-то приветствие, на которое последовал ласковый ответ Екатерины Алексеевны, и беспокойно оглянулся кругом, ища кого-то глазами. Он только что хотел обратиться с каким-то вопросом к графу Разумовскому, но в это время снова распахнулись двери и в зал вошла ландграфиня Гессен-Дармштадская, под руку с графом Паниным.

Рядом с ней шла принцесса Вильгельмина. На ней было чрезвычайно простое белое шелковое платье и поражало отсутствие каких-либо украшений и драгоценных камней. Лишь несколько цветков из букета, присланного цесаревичем, было приколото в ее волосах и на груди; остальные цветы, все еще перевязанные Анненской лентой, она держала в руках.

За ними следовали остальные две принцессы. Они были внезапно отодвинуты матерью на второй план и, чтобы вознаградить себя за это, постарались украсить себя всеми драгоценностями, которыми только в состоянии были располагать.

Императрица поднялась при входе владетельных особ и протянула руку ландграфине, между тем как цесаревич приблизился к своей матери, чтобы приветствовать принцесс.

Екатерина Алексеевна посмотрела на принцессу Вильгельмину с некоторым удивлением, недовольно сдвинув брови.

– Я должна выразить вам похвалу, принцесса Вильгельмина, – холодно и строго произнесла она, – да то, что вы явились ко мне в таком необычайно простом наряде. Вы могли бы служить моделью для одной из пастушеских изделий Ватто; но конечно принцесса со столь высокими личными свойствами, как вы, имеет право пренебрегать всякими внешними украшениями, – добавила она с легкой, но заметной иронией.

– Я никогда не решилась бы, ваше императорское величество, – возразила принцесса, – предстать пред вами в таком простом наряде, но, – продолжала она, между тем как ее мать бросила на нее испуганный и негодующий взгляд, – я ношу украшение, которое для меня так дорого, что рядом с ним всякое другое потеряло бы свою ценность. Эти цветы присланы мне его императорским высочеством; они перевязаны почетной лентой ордена св. Анны… Какой драгоценный камень может сравниться с таким роскошным даром?

Цесаревич покраснел от радости; он поцеловал руку принцессы, но затем снова отступил назад, за кресло императрицы, которая сначала удивленно посмотрела на сына и принцессу Вильгельмину, а затем, видимо обрадованная, устремила вопросительный взор на графа Панина, который ответил ей глубоким поклоном.

– В таком случае, принцесса, ваше украшение конечно драгоценно, – улыбаясь, ответила императрица. – Цветы из рук моего сына могут сравниться с бриллиантами, коль скоро ценность их переживает короткий период расцвета.

– Да будет это так! – с живостью воскликнул цесаревич, – и если позволит моя всемилостивейшая родительница, то я прошу принцессу принять цветы и ленту, как символически знак герцогства Голштинского, которое я ныне могу принести к ее ногам, до того времени, когда…

Он запнулся, испуганно и робко взглянув на свою мать.