Дейл продолжал прислушиваться. Когда Лайл затихла, он подошел к комоду между окнами и выдвинул правый верхний ящик. У Лайл так много сумочек! Собираясь к Крэйнам, она надела серый фланелевый жакет и юбку. Значит, серая сумочка.

Дейл вытащил весь ящик, отнес в свою комнату и включил свет. Серая сумочка лежала в самом углу. Открыв ее, он начал рыться в содержимом: носовой платок, помада, румяна и компактная пудра, ключи. Во внутреннем отделении — его собственный моментальный снимок и карточка. Он вытащил ее и повернул к свету. Имя ему абсолютно ни о чем не говорило, но он долго смотрел на него:

МИСС МОД СИЛВЕР

Монтэгю Меншинс, 15

Частные расследования

Вест-Лихем-стрит, Ю.З.

Через некоторое время Дейл снова положил карточку в сумку, а сумку убрал в ящик.

Когда он вернулся в комнату Лайл, там уже было совсем тихо. Задвинув ящик на место, он чуть-чуть постоял, вслушиваясь в молчание, потом приблизился к кровати. Лайл шевельнулась, из горла ее вырвался звук, похожий на рыдание или стон, и она проснулась. На секунду ее охватил ужас: во мраке комнаты стоял кто-то, без звука, без движения. Но как только он произнес ее имя, страх мгновенно уступил место радости.

Она сказала нежно:

— Ах, милый, ты меня напугал.

И он подошел к кровати, и опустился на колени, и обнял ее.

— Это ты меня напугала. Ты кричала во сне. Что с тобой было, приснился кошмар?

— Да, ужасный сон! Но теперь это не важно.

Все было совершенно не важно, если рядом был Дейл, если он был с ней нежен. Кошмары ей больше не снились, а когда она проснулась, в окна светило солнце и Дейл наливал чай. Если какая-то тень и пролегла между ними, теперь она исчезла, будто ничего и не было. Сразу после завтрака Дейл собирался на аэродром, как раз сейчас ему страшно нравилось летать. Они поговорили об этом, и о полетах, и о том, как удачно ему удалось продать взлетную площадку по собственной цене. По правде говоря, в основном говорил он, а Лайл просто радовалась, потому что Дейл был доволен.

— Интересно, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что когда-нибудь эта вересковая пустошь принесет такой доход. Но в случае войны очень значительные денежные ассигнования будут выдаваться на выращивание пшеницы, а война непременно будет. Во времена моего деда можно было стоять там, где теперь аэродром, спиной к морю, и не видеть перед собой ничего, кроме пшеницы. Забавно, если все это вернется. Тогда на этом сколачивались большие состояния. Но к несчастью, такого не повторится. Они уж как-нибудь ухитрятся содрать с нас всю нашу прибыль, черт их возьми!

Дейл сидел на краю кровати, волосы его были взъерошены, глаза улыбались. Пижама в голубую и белую полоску подчеркивала темный цвет его чистой, смуглой кожи. Расстегнутый воротничок открывал взгляду сильную шею. Лайл почувствовала, как ее захлестывает древний инстинкт преклонения перед героями. В этом чувстве было что-то примитивное, и она ощутила стыд. Дейл… Другие женщины считали его красивым, преследовали его. Некоторые даже не стеснялись довольно грубо проявлять свои чувства. Но он — не для них. Он принадлежит ей! Лайл не хотела испытывать таких собственнических чувств, но она ничего не могла с собой поделать.

Дейл засмеялся и спросил:

— О чем ты думаешь?

И когда она ответила:

— О тебе, — он обнял, поцеловал ее и, не отнимая от нее руки, произнес:

— Продолжай, дорогая, потому что я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — спросила Лайл, и сердце ее похолодело, когда она услышала ответ:

— О Тэнфилде.

Дейл слегка отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Его рука соскользнула с ее плеча и остановилась на колене.

— Видишь ли, я должен дать ответ Тэтхему.

— Да.