На площади возвели павильоны, затянутые шелком, и саму площадь тоже пышно украсили. В павильоны вошли красивые дамы и девицы, а к окнам дворцов подошли другие дамы. Монсеньор дож проследовал пешком из собора Сан Марко, а за ним все патриции Венеции. Люди окружили площадь… За этой процессией явились всадники на прекрасных лошадях и с дорогим оружием. Затем начался турнир, за которым наблюдали дамы. Ах, сеньоры, если бы вы были там, то увидели бы прекрасные удары мечей…

Мартино Канале в своей хронике постоянно обращается к теме венецианских торжеств, вспоминает блестящие процессии с участием дожа в дни великих церковных праздников. С детским восторгом описывает золотую парчу, шелковые знамена, серебряные трубы, воссоздает сцену за сценой, для изображения которой на полотне требуется талант Беллини или Карпаччо, но – увы! – их появления придется ждать еще полтора столетия.

Но жизнь Реньеро Дзено не ограничивалась только пышными празднествами. В 1256 году он оказал активную поддержку папскому крестовому походу против Эццелино да Романо. После смерти Фридриха тот использовал имперский штандарт для удовлетворения собственных амбиций. Один из первых великих синьоров Северной Италии – и самый первый, сохранивший власть более чем на двадцать лет, – Эццелино нечеловеческой жестокостью заработал себе репутацию чудовища, которого в Ломбардии, Фриули и Марчесе все ненавидели и боялись. Благодаря успеху венецианской политики нейтралитета он имеет лишь косвенное отношение к ее истории. Не станем рассказывать об ослепленных узниках и изуродованных детях, за что папа отлучил его от церкви. Отметим лишь свидетельство Мартино о том, что в 1259 году Эццелино наконец-то был пойман и убит, «церковные колокола звонили по всей Венеции, как это бывает в праздники святых. На следующий вечер священники забирались на вершину колоколен и зажигали свечи и факелы, чтобы все видели свет и слышали звон» – типичное венецианское отношение. Однако, как отмечает Мартино, празднества вызваны были не столько исчезновением монстра и восстановлением мира и спокойствия в неспокойном регионе, сколько тем, что венецианские церкви снова стали получать ренту со своих владений на континенте.

Но внимание республики снова переключилось с Ломбардии на Восток. 25 июля 1261 года греческий военачальник Алексей Стратигопул неожиданно атаковал Константинополь и взял его, не встретив сопротивления. 15 августа император Михаил VIII Палеолог, пятый в этом роду, что правил в изгнании в Никее, вошел в город, и месяц спустя он и его жена Феодора снова были коронованы в храме Святой Софии. Там восстановилась православная вера. Византия возродилась, а Латинская империя Востока закончила свое существование.

На протяжении 56 лет своей истории существование Латинской империи было чистым недоразумением. Последний латинский император Балдуин II, во враждебном окружении греческого и болгарского государств, держался в основном на помощи от французского короля Людовика Святого и займах венецианских банкиров, взявших в качестве гарантии его сына. Балдуина постепенно покинули бароны и священнослужители: они вернулись на Запад и прихватили с собой то, что осталось от церковных ценностей. Император вынужден был снять медь с крыши своего дворца и заложить самую главную реликвию города – терновый венец – венецианским купцам96. Ни он, ни его франкские предшественники на императорском троне не добились ничего, кроме хаоса, разгула воровства и разрушения. Завоевание города принесло им только нищету и страдания.