– Что? – спрашивает он. – Что ты хочешь сказать? Говори. Воровать?

Оливье качает головой. Нет, он не то хотел сказать. Вдруг он разражается рыданиями, конвульсивно сжимая Бернара в объятиях.

– Обещай мне, что ты не…

Бернар обнимает его, затем со смехом отталкивает. Он понял.

– Ах, это я тебе обещаю. Нет, сутенером не стану. – И прибавляет: – Признайся все же, что это было бы самым простым выходом. – Но Оливье успокоился; он-то знает, что эти последние слова только рисовка.

– А твой экзамен?

– Как раз он мне и мешает. Я все же не хотел бы провалиться. По-моему, я готов; главное, не быть усталым в тот день. Мне нужно покончить с этим как можно скорее. Правда, небольшой риск есть, но… я справлюсь, увидишь.

Некоторое время они молчат. Свалилась вторая туфля.

– Ты простудишься, – сказал Бернар. – Ляг и накройся.

– Нет, ты должен лечь.

– Ты шутишь! А ну, живо! – И он силою укладывает Оливье в раскрытую постель.

– А ты? Где ты будешь спать?

– Не важно. На полу. В углу. Мне надо привыкать.

– Нет, послушай. Я хочу тебе что-то сказать, но я не смогу, пока не буду чувствовать, что ты совсем рядом. Ложись ко мне. – И после того, как Бернар, мигом раздевшись, лег рядом: – Знаешь, то, о чем я говорил тебе несколько дней назад… Это случилось… Я там был.

Бернар понимает с полуслова. Он прижимает к себе своего друга, который продолжает:

– Так знай, старина, это отвратительно. Ужасно… Потом у меня было желание плевать, меня тошнило, хотелось содрать с себя кожу, убить себя.

– Ты преувеличиваешь!

– Или убить ее.

– Кто она была такая? Ты хоть был благоразумен?

– Да, да, это девчонка, которую хорошо знает Дюрмер, он и познакомил меня с нею. Как отвратительно она разговаривала! Она болтала не умолкая. Какая дура! Не понимаю, как можно не молчать в такие моменты. Мне хотелось заткнуть ей глотку, задушить ее…

– Бедняга! Ты должен был, однако, заранее знать, что Дюрмер способен подсунуть только идиотку… Красивая хоть?

– Неужели ты думаешь, что я ее разглядывал!

– Ты идиот, купидон. Давай спать… По крайней мере, ты ее…

– Черт! Это-то мне больше всего и отвратительно: то, что я мог все же… совсем так, словно я ее желал.

– Послушай, старина, это потрясающе.

– Замолчи, пожалуйста. Если любовь такова, то я сыт ею надолго.

– Какой же ты еще младенец!

– Хотел бы видеть тебя на моем месте!

– О, ты ведь знаешь, я к этому не стремлюсь. Я сказал тебе, жду авантюры. А так, хладнокровно, меня к этому вовсе не тянет. Все равно как если бы я…

– Как если бы что?..

– Как если бы она… Ничего. Давай спать. – И он резко поворачивается спиною, отстраняясь немного от тела друга, чья теплота его волнует. Но через мгновение Оливье спрашивает:

– Как ты думаешь… Баррес будет избран?

– Черт… Это тебе важно?

– Плевать мне! Скажи… Послушай… – Он облокачивается на плечо Бернара, и тот оборачивается. – У моего брата есть любовница.

– У Жоржа?

Малыш притворяется спящим, но все слышит; приподняв голову с подушки, он насторожился; когда те произнесли его имя, совсем затаил дыхание.

– Какой дурак! Я говорю о Винценте. (Он старше Оливье, и он студент медицинского факультета.)

– Он сказал тебе?

– Нет. Я узнал об этом, хотя он и не подозревает. Родители ничего не знают.

– Что они сказали, если б узнали?

– Не знаю. Мама пришла бы в отчаяние. Папа потребовал бы порвать с нею или жениться.

– Черт возьми! Порядочные буржуа не понимают, что можно быть честным по-другому, чем они. Как же ты узнал?