Как писать сценарии - Аракелян Алексан

Создавая эту трилогию, я пользовался тем стержнем, который подвинул меня когда-то к определённым поступкам. Это всего лишь предисловие, которое вы можете и не читать или прочтете потом. Главами и частями этой книги вы можете пользоваться выборочно, по мере того как у вас будут возникать вопросы. Хотя я всегда за то, чтобы один раз, но все-таки прочесть, если будет читаться.

У человека должен быть жизненный стержень, и этот стержень нельзя создать за один день и по чьему-то приказу. Этому стержню нельзя научить, как пытаются учить в школе, например, патриотизму. Есть нечто гораздо большее, чем вы должны насыщаться каждый день, и оно будет наполнять вас. Когда я писал эту книгу, мне захотелось пройти по пути моего взросления. Я вспомнил время конца шестидесятых и начала семидесятых. Тогда в домах только появился джаз. Послевоенные поколения, требовавшие новых форм познания мира, и наличие уже знакомых и привычных людям духовых оркестров вкупе дали возможность играть джаз.

Разные районы города иногда шли друг на друга, стенка на стенку, с дубинками и ножами. Волосы начинали стричь под «битлз», у сапожников заказывали тупоносые ботинки, носками вывернутые немного вверх. Так мальчики намного старше нас становились похожи на клоунов. Они выгоняли младших из дому и пытались самостоятельно играть и слушать джаз. Каждую субботу они собирались у кого-нибудь дома и танцевали танго.

Мне нравилось вертеться среди них, потому что взрослые девушки иногда обнимали меня и говорили: жаль, что я еще маленький, а то бы они любили меня. Я еще не понимал, но чувствовал волну другого тепла, которого не было у мамы или бабушки, или у моих тетушек. В этом тепле было что-то, чего я не мог понять, но мне это нравилось больше. Впечатление осталось: та теплая волна, которая шла от их тел, когда они прижимали меня к себе. Это было особое тепло. В их голосе была грусть, и я чувствовал это.

Мы ходили смотреть кино. Билет стоил десять копеек, это было доброе кино, как и черно-белые мультфильмы. Мы смотрели кино и про войну. Мы играли в войну и хотели быть героями. Любили парады и Новый год. В это время доставали яблоки, завернутые в газеты с лета, на рынке появлялись мандарины и хурма под названием «королёк».

Начиналась школа. Я помню, как девочки при виде нашей директрисы вставали и делали поклон. И это тоже было связано с теми откровениями, которые были у меня с детства, когда в перерывах между танго мне признавались в любви. И с девочками у меня была уже некая невидимая связь, от которой мне было тепло.

Город делился на районы, в каждом из них жил свой «вор в законе». Мы стали покуривать сигареты, пытались как-то освоить жаргон улицы, но это была другая жизнь, которая была любопытна, но мы все же знали, что она «не наша».

На базаре торговали импортными сигаретами и картами с голыми женщинами. Когда мы смотрели на них, в нас шевелилось что-то, казалось, готовое вывернуть нас наизнанку. Потом, когда я в первый раз увидел фильм Ф.Феллини «Амаркорд», то понял, что содержание его было отчасти похоже на то, что мы чувствовали. Да и сейчас, когда я смотрю его, я вижу мое время. Это не касалось того, что мы чувствовали к нашим девочкам, хотя когда мы танцевали с ними, старались прижаться посильнее. Кроме того, что уже было в нас, мы хотели уловить то тепло, которое носилось в воздухе вместе с мелодиями и кино.

Кино было много, и хорошего кино. Это было французское и итальянское кино и, как ни странно, теперь, когда его уже почти нет и нет тех актеров, когда я пытаюсь найти хорошие фильмы, я смотрю то, что было у нас раньше. Эти образы создали для нас мир женщины, и в нас жил этот культ образа женщины, который создавали те актрисы, из кино. О них я буду писать как о великих учителях нравственности, как и о том, что они принесли и почему они остались в памяти.