— Фальшивому камердинеру принца. Вы уже встречались с Теодором Кейбеллом. Он также известен как капитан Кейбелл из швейцарской военной разведки, но в настоящий момент находится на службе у нашего клиента. За вкрадчивыми манерами скрываются упорство и решительность. Весьма сообразительный малый. Именно он первым заподозрил заговор, когда полтора года назад обнаружились поддельные письма, якобы отправленные принцем Фердинандом графине Фландрии. Успешным разрешением того дела я во многом обязан именно ему.

Холмс закрыл крышку и запер сундук.

Видимо, в этот момент сказалось напряжение последних часов — представив себе, как королевские безделушки сейчас в полной безопасности путешествуют в Альдершот, и бросив еще один взгляд на брошюры общества трезвости, я затрясся от хохота. Признаться, это был отнюдь не здоровый веселый смех, а скорее истерический припадок. Если бы я тогда хоть на мгновение успокоился и взял себя в руки, то сразу понял бы очевидное: самая большая опасность поджидает нас впереди. Холмс, разумеется, знал об этом. Когда Роудон Моран поймет, как ловко его провели, он не станет бездействовать.

В эту минуту хриплый вой свистка окончательно стих, — значит, пар больше не поступал в трубы и морская вода загасила последние огни. Все механизмы парохода окончательно встали, но пока горели немногочисленные керосиновые фонари в трюме и наверху. Теперь над темными водами разносились лишь звуки сирены «Принцессы Генриетты». В наступившей тишине с ведущего на палубу трапа вдруг донесся голос:

— Эй! Эгей! Есть там кто-нибудь? Отзовитесь! Корабль тонет! Последняя шлюпка отчаливает через пять минут! Живые есть? Эгей!

Холмс приложил палец к губам. Не дождавшись ответа, матрос спешно поднялся обратно.

— Это еще не конец, — сказал мой друг. — Револьвер у вас с собой?

— Разумеется. А у вас?

— Нет. Если позволите, я одолжу ваш.

Я, поборов раздражение, отдал ему оружие. Медленным шагом мы вернулись к трапу. Вокруг через настил мостков с журчанием переливалась вода. Видимо, совсем скоро корпус судна не выдержит и пароход опрокинется. Мы поднялись на промозглую палубу между пароходными трубами и салоном первого класса на корме. Кое-где мерцали призрачные отсветы, но туман оставался все таким же густым. В салоне ни души. Видимо, Плон-Плон и его свита спаслись вместе с остальными. Двое или трое членов экипажа и последние пассажиры как раз направлялись к шлюпке.

Далее последовала совершенно невообразимая сцена. Мы с Холмсом укрылись за трубой возле обломков капитанского мостика. Спасательные шлюпки с «Принцессы Генриетты» забирали людей с кормы. На баке, по счастью, никого не осталось. В момент столкновения паром чудом не развалился надвое, но теперь где-то под моими ногами деревянный каркас «Графини Фландрии» жутко заскрипел под гигантским весом набравших воды отсеков и в конце концов не выдержал. Раздался негромкий, но явственный треск.

Палубу еще окутывали облака пара и дыма, и все происходило словно во сне. Прямо перед нами медленно поднялся призрачный нос «Графини». В воцарившейся тишине отчетливо слышался перестук падающих капель. Носовая часть, около тридцати футов длиной окончательно отделившись от корабля, медленно опустилась, покачнулась на волнах и бесшумно опрокинулась. Воды сомкнулись над металлическим бортом. Без плеска, тихо и спокойно, словно на похоронах.