Через полчаса раздался телефонный звонок, которого я с ужасом ждал. Это был Гленн.

Он обвинил меня в смерти Робби.

– Ты говорил, что я сражаюсь за демократию, но Робби мертв, папа. Робби мертв! – кричал Гленн. – Ты мой отец, ты не должен был отпускать меня в Ирак, ты должен был меня остановить.

Я дал ему вволю покричать и поругаться и даже не пытался оправдываться, потому что Гленн был прав в каждом своем слове.

Когда он немного утихомирился, я посоветовал ему все же постараться поспать.

– После того, что я сегодня видел, я никогда больше не смогу заснуть, – ответил Гленн.

Позвонил мистеру Карлтон-Хейесу и рассказал о Робби.

– Вот скоты, гробят детей на своей грязной войне, – отреагировал он.

Я сказал, что очень плохо себя чувствую и на работу сегодня не приду.

Среда, 23 июля

Я банкрот – моральный, духовный и финансовый.

Весь день провел в постели.

Четверг, 24 июля

Весь день провел в постели, отключил телефон.

Пятница, 25 июля

Все утро провел в постели. Холодильник дал знать, что у содержимого овощного ящика истек срок годности. Сколько мог, не обращал внимания на его зудение, потом не выдержал, вскочил, достал из ящика салат-латук и швырнул в пасть сэру Гилгуду который вывел на водную прогулку свое потомство.

В 18.30 услыхал, как с улицы меня зовет мистер Карлтон-Хейес. Накинул халат и вышел на балкон.

Мистер Карлтон-Хейес отбивался тростью от сэра Гилгуда.

Я крикнул, что сейчас его впущу, и велел нажать кнопку с надписью «апартаменты № 4». Было очень странно видеть мистера Карлтон-Хейеса у себя дома.

Он сразу подошел к книжным полкам и внимательно изучил их. Потом снял с полки какую-то книгу и пробормотал:

– «Уолден, или Жизнь лесу» Торо – это ваша любимая?

Ответил, что о сельских экспериментах Торо прочел в девятнадцать лет и пришел к выводу, что простая жизнь для простаков.

Мистер Карлтон-Хейес положил книгу на журнальный столик:

– Возможно, вам стоит ее перечитать.

Наверное, точно таким же жестом семейный доктор из навеки минувшего прошлого клал на тумбочку рецепт для своего пациента.

Я не мог угостить его чаем или кофе, потому что не было ни молока, ни чая, ни кофе. Зато было вино, поэтому я откупорил бутылку, и мы устроились на балконе, наблюдая за юными лебедями.

Мистер Карлтон-Хейес спросил, почему я не позвонил.

Ответил, что меня парализовал стыд, я не мог ни с кем разговаривать.

Я им верил, когда они говорили, что долг нашей страны вступить в войну, и даже подбадривал сына, повторяя их слова.

Я честно поведал ему обо всех моих бедах и закончил исповедь признанием: почти год я жил как в чаду тратил деньги, которых у меня нет, и теперь вынужден продать квартиру.

Мистер Карлтон-Хейес подлил мне вина со словами:

– Дорогой мой, подобно Икару, вы подлетели слишком близко к солнцу, и ваши крылья расплавились, но я не дам вам упасть в море, как упал этот бедный юноша. Без вас я не справлюсь с магазином. Бернард – безнадежный пьяница, и я очень надеюсь, что он скоро уйдет. Я начинаю от него уставать.

Я рассказал, что у меня роман с Георгиной, сестрой Маргаритки.

Мистер Карлтон-Хейес достал трубку, набил его пахучим табаком и раскурил.

– Любовь всех нас делает глупцами, – промолвил он. – Лет тридцать назад мы с Лесли оставили наших партнеров ради друг друга. В то время это был невероятно скандальный демарш, но почти каждый день, глядя на Лесли, я не могу не думать, что поступил совершенно правильно.

Мистер Карлтон-Хейес добавил, что часто беседует с Лесли обо мне, и Лесли считает, что неплохо бы как-нибудь нам встретиться втроем. Он взял с меня обещание, что я очень постараюсь прийти завтра на работу. Прощаясь, мистер Карлтон-Хейес сказал, что в последнее время благодаря нововведениям дела пошли в гору и он намерен поднять мне зарплату.

Суббота, 26 июля